Крапива - Нулевые дети. Рассказы

– Открывай! – крикнула она дверям.

Гараж распахнул своё чрево. В глубине стоял Граф. Пьяный.

– Ты ч-ч-чё? – промычал, глаза фокусировались с трудом.

– Ты пьёшь один?

– А чё? – он опёрся рукой о створку ворот, Ася продолжала стоять под дождём. – Те-е чё, дело есть какое?

Она стояла и смотрела на него, а по лицу и светлым, по-дурацки завивающимся волосам текла вода. Она была грязной, она даже не надела куртку.

Подняла голову вверх и закрыла глаза, убрала с лица волосы и сделала шаг вперёд.

– Хорош бухать. У тебя теперь новая жизнь.

Не поверил ей сначала. Не поверил и тому, что смутно помнил наутро.

– Будущего нет, – шептала она Графу в темноте. – Ничего не важно, кроме «мы» и «сейчас».

– Конечно, милая, – шептал он в полубреду и думал, как бы избавиться от неё: она держала его в этом городе, она делала его обыкновенным, а любовь к ней мешала вырваться.

– Я беременна, – сказала она.

Он подумал, что ослышался, и промолчал.

Они всё ещё были в гараже. Он полулежал на диване, сползая всё ниже, она стояла напротив. И снаружи, и внутри было тихо, только потрескивал старый ящик в буржуйке.

Но днём воскресенья, когда отошла первая похмельная тяжесть, он собрался и уехал. Ася не обижалась, понимая, что она не его мечта, да и вообще не мечта. О беременности она говорить не собиралась, но не знала, что ещё делать.

Её живот стал источником тревоги и силы одновременно. Иногда она представляла себе, как поднимаются от него к сердцу тепло и любовь, в другие моменты чувствовала только исходящее от него отчаяние. Можно ли создавать новую жизнь в этом мире? Она не была уверена.

Граф не протрезвел от этой новости, как она надеялась, не повзрослел. Его глаза остались осоловелыми и тупыми.

Прошло несколько дней. Настоящая, а не воображаемая жизнь захватила его. Только иногда в дальнем углу мозга шевелились странные мысли, пробивавшиеся в снах. Ему снилось, как ещё живой дед выговаривает отцу: «Сын! Не бросай Саню, не выходит путного из брошенных детей». – «Ну что ты, па, – отвечал отец. – Я же только в Москву. Денег заработаю и вернусь, ничего он не брошенный. Ты брошенный? А, сын?» Граф пытался сказать отцу, чтобы он не уезжал, что ему не с кем говорить, что его некому любить. Что он не знает, что делать. «Папа, что делать? Что-то пошло не так… Мне нужно принять решение. О чём я должен подумать?»

Вспомнив, что сказала ему Ася, проснулся – резко и окончательно.

«Беременна.

Новая жизнь. Моя дочь… Или сын?»

Он вылетел на улицу в пять утра. Идти было некуда, но хотелось что-то сделать прямо сейчас. Нашёл таксофон, трясущимися руками, ошибаясь, набрал код с карточки и её домашний. Сбросил, не дождавшись гудков: понял, что ещё слишком рано. Пошёл бродить дальше.

«Квартира у меня есть. Родители не вернутся из Москвы, да если и вернутся… Где взять денег на свадьбу и ребёнка? Ведь у неё обязательно должна быть свадьба».

Он проходил мимо закрытых тёмных магазинов, слизывал с тыльной стороны ладони дождь, убирал руки в карманы и доставал их снова.

«Простит ли дед, если продам гараж?»

Он продолжал свой путь и думал о том, что бы сделал дед Саша на его месте. Он не знал, справится ли.

«Всё будет хорошо. Новое тысячелетие – новая жизнь. А будет сын – назовём Андрюхой».

Саня трясся в кабине фургона-котовозки в тридцати километрах от Москвы и пролистывал на телефоне страницу поисковика. Прислушивался к шорохам в кузове: как там подопечный?

– Серёг, ты немецкий знаешь? – пока молчал, водитель казался мужиком серьёзным – лысый, с бычьей шеей, с красной рожей. Но когда лицо двигалось, по нему, как по битому стеклу, расползались весёлые морщины.

– «Рамштайн» могу цитировать, – заржал Серёга. – Тебе зачем?

– Клинику ищу для жены.

Серёга стёр улыбку. Правой рукой вытащил сигарету из пачки, достал зажигалку, чиркнул. Левой открыл окно, но внутрь полетела ледяная грязь с реагентом. Выругался. Затянулся зло и выбросил сигарету в окно. Закрыл.

– Ты давно в зоопарке?

– Год кипером. До этого волонтёрил.

Пока работал в агентстве и ездил на бэхе, в зоопарке его волонтёрство принимали за блажь. «Лучше бы денег дал», – слышал за спиной. Теперь денег не осталось. И бэхи тоже.

– А на какие шиши в клинику? Ты ж вроде на второе высшее хотел?

Помолчали.

– Чего с женой-то?

– Рак. Карцинома в ремиссии.

– В ремиссии? То есть вылеченный?

Саня не ответил. Как объяснить, что ремиссия подкосила жену сильнее, чем диагноз? А второе высшее… Глупая детская мечта выучиться на ветеринара должна остаться в детстве. Фургон мотнуло – сначала вправо, потом влево и уже неуправляемо снова вправо. Колёса закрутились по щебёнке обочины. Завоняло тормозами. Саня не проронил ни звука, как будто в горло вдавили тряпку. Фургон съехал с насыпи в траву, перевернулся. Выстрелили подушки. Перевернулся во второй раз. Застыл. Саня закрыл глаза. Открыл. Наконец смог вздохнуть.