Она оделась, выкурила последнюю сигарету, глядя в лоно холодной буржуйки, и ушла. Стало тихо.
Школу, в которой училась Ася, окружал бетонный забор, и только в двух местах в нём предусматривались чёрные кованые ворота. Мокрые коричневые листья скрыли дорожки к ним, но дождь не шёл. Лучи октябрьского солнца пронизывали на редкость прозрачный воздух.
Выходя за ворота, Ася расстегнула куртку.
– Привет, – к ней подошёл Граф.
Она оступилась и задышала чаще, но только сильнее сжалась.
– Привет, Саш. Как дела? – и пошла дальше. До дома – десять минут, должно хватить, чтобы на него насмотреться и утвердиться в решении, что даже думать о нём не стоит. Затошнило, но от холодного ветра полегчало.
– Нормально. Приехал вот. Пятница сегодня. Как учёба?
Он ждал её довольно долго, в новых чёрных джинсах, подаренных родителями на день рождения, в старых мартинсах и футболке «Пурген» он чувствовал себя классным, но только вне школы. Когда аккуратненькие школьники начали выходить, он понял, что футболку он носил всю неделю и от неё уже пованивало, что на нормальную косуху он так и не накопил, а потому был в какой-то замызганной чёрной куртке, что из-под кепки с кольцом в козырьке торчат красные, замёрзшие уши. От этого хотелось кому-то втрепать с ноги, нажраться и жалеть себя в глубине дедова гаража.
– Ну так. Ты же знаешь, я не слишком умная.
Они переходили дорогу – водители привычно не уступали школьникам, столпившимся у перехода.
– Умная, не умная – для меня ты самая классная, – выдавил Саша.
Она повернулась к нему, внимательно вгляделась в отведённые глаза и хотела что-то сказать, но боковым зрением увидела, что старенькая белая копейка всё-таки остановилась перед переходом. Промолчала.
Остаток пути прошли молча. Кричали где-то запоздавшие охрипшие птицы, пахло листвой. Только у самого подъезда она приостановилась:
– Ты надолго здесь?
– Уеду в воскресенье утром.
– Ты не спросил меня о брате.
– А что спрашивать? Я вижу.
Он видел, что из школы она вышла одна и ни с кем не разговаривала, что под курткой на ней старая толстовка на молнии, которую раньше носил её брат, что рюкзак с одной лямкой поперёк груди тоже явно мужской и размером больше, чем ей нужен. Она скорбела, но очень-очень тихо, окружая себя братом, заключая себя в него.
– Как родители? – спросил, когда поднимались на её четвёртый этаж.
Ей пришлось пожать плечами, о них хотелось говорить ещё меньше, чем о себе.
– Не поднимайся выше, – сказала на площадке над третьим. – Пока.
– Пока.
Открывая дверь, очень старалась не смотреть на лестничный пролёт и на него, потерянно стоявшего между этажами. Только на замочную скважину, только на ключ, только вперёд, в квартиру.
Она зашла и захлопнула дверь. Разрешила себе на секунду прислониться и закрыть глаза. Потом сняла куртку, повесила на гвоздь и обутая прошла по грязному тёмному коридору в свою комнату – из родительской раздался пьяный мат отца, но Ася старалась не слушать.
В своей комнате достала из рюкзака стопочку сшитых вручную листочков, открыла их на третьей странице и вычеркнула день. Через три месяца ей должно было исполниться шестнадцать. Месячные задерживались на четыре недели и шесть дней.
Граф шёл по пустырю в сторону реки. Иногда он натыкался на лужи, прятавшиеся в жухлой траве под налетевшими листьями, но только яростно бил по воде ногой. Злился. Город уже стал чужим, но всё ещё не хотел отпускать. Саша смотрел по сторонам и видел «родные» места и смутно знакомые лица, и его это бесило. Он мечтал о больших городах, где все будут незнакомцами, а он – свободен от чужого мнения о себе. Но в новом месте он всем рассказывал о себе старом… Хотелось напиться и забить – что-то сверлило мозг.
Сел на булыжник на берегу и кидал в воду камни, которые отковыривал из-под себя. Реальность размыло: берег, грязь под ногами, мысли, чувства.
– А чего ты хотел? – вдруг спросил себя вслух. – Чего ты, на хрен, хотел?
И тут пошёл дождь.
Ася бежала под дождём. От дома до гаража Графа – десять минут спокойным шагом, бегом – не больше пяти. Слишком скоро она уже стучала в хорошо знакомые ворота. Только сейчас почувствовала, что насквозь промокла, вспомнила, что раз или два поскользнулась и упала в лужу, ощутила царапины на лице и левой руке. Она стояла и переводила дыхание, и приходило осознание глупости этой пробежки. Почему она вообще решила, что он здесь? А главное, что хотела ему сказать?
Читать дальше