Андрей Юрьев - Сумасшествие, коронавирус и прочие сомнительные прелести путешествий. Сборник рассказов

– А шут его знает! – отдуваясь ответил Саня, и сдал назад, – Балок какой-то за забором и собаки. Здоровые, – уважительно добавил он и вырулил на трассу, – Чуть не загрызли, черти! – сказал, вытирая пот. Капельки снова появились на пунцовом лбу, потекли струйками по лицу.

Они проехали по мосту и свернули за универсамом Магнит в такие дебри, что Миха ощутил себя белым аристократом, по ошибке въехавшим в черный район Нью-Йорка. Ухабистая дорога вела мимо полуразрушенных, покосившихся домов. Редкие уличные фонари тоскливо освещали мрачный пейзаж. Еще и машина, словно почуяв смену настроения, начала артачиться. Задергалась, чихая. В салоне остро запахло бензином.

– Скоро приедем, – сказал Саня, отработанным жестом поправляя пустое место над головой. Миха кивнул. Заныла двадцать лет уже как потерянная левая нога и захотелось по малому.

– Катя наверное чай пьет, – подумал Миха, – Тепло у нее там, уютно.

Со второй попытки все получилось. Еще издалека они поняли, что приехали по нужному адресу. Толпа под опорами моста молчаливо шевелилась, подсвеченная лунным светом. Люди походили на муравьев, копошащихся на теле мертвого жука. Дележка обуви шла полным ходом.

Они подъехали настолько близко, насколько позволила толпа. Вышли из машины. На улице похолодало. Еще и задул ледяной ветер, пробирающий до костей. Они постояли несколько мгновений, глядя на снующие повсюду тени. Странное и пугающее то было зрелище. Потому и застыли, не решаясь идти вперед. Видны были только темные спины без голов, копошащиеся у земли. Мимо проходили разгоряченные люди с полными сумками, рюкзаками, с охапками обуви в руках. Кто-то надрывно кричал, слов не разобрать.

Им бы развернуться и уехать. Купить по дороге пива и выпить его в сквере у старой школы, вспоминая былое, но они переглянулись и рванули прямо в толпу. Их тут же разлучили. Санина голова мелькнула в стороне и пропала. Здоровенный мужик толкнул Миху, костыль чиркнул по камню и Миха завалился на бок. Вцепился в чье-то плечо, подтянул ногу и прополз в просвет между жадных, перебирающих обувь рук. Прижал костыли телом к земле, потянулся к добротному высокому ботинку. Схватил, рванул к себе и получил локтем в лицо. Ботинок пропал в чужих руках, во рту стало горячо. Кто-то прошел по его спине, втаптывая в грязь. Миха подтянулся вперед и загреб руками горсть обуви, подпихнув под себя. Потом еще. Он теперь лежал на обуви и на собственных костылях. Что-то похожее на каблук остро впивалось в ребра слева. Толпа вокруг и сверху шумела неразборчиво и враждебно, все это походило на странный черно белый сон. Миха подтянул левую здоровую ногу и, оттолкнувшись руками от земли, встал на четвереньки. Посмотрел вниз, на обувь на которой только что лежал. Женская туфля со сломанным каблуком, какие-то балетки, торчащие в разные стороны шпильки каблуков и черный полуботинок подходящего размера. Миха сунул его за пазуху и потянулся за другим ботинком. Взял его и еще что-то, не разбирая уже толком, что и зачем. Попятился назад и получил ногой по боку. Охнул и на несколько секунд потерял возможность дышать. Прикрыл голову руками, подтянул левую ногу, закрывая живот.

Наконец вылез на открытое пространство и услышал собственный вой. Горло саднило, как бывало, когда они с Саней возвращались с футбола, наоравшись речевок за любимую команду. Вытащил из-за пазухи полуботинок, посмотрел внимательно и захохотал. А потом заплакал, размазывая по лицу слезы и кровь.

Полуботинок был на правую ногу, как и вся остальная его добыча.

– Убью, если не заткнешься!

Слышно было так, будто орали в соседней комнате, а не этажом ниже. Ребенок выл так надрывно, что казалось еще немного и лопнет.

– Это она так ребенку? – Люда покачала головой, – Господи, ну и люди! Башка уже раскалывается от этих криков, – Она прибавила звук телевизора, но это не помогло. Зато захрипел динамик.

– Заткнись! – раздался вопль снизу.

– Между нами навсегда останется этот мост… – протрещал телевизор.

Я пожал плечами. Привык уже. У Ани что ни день то праздник. Раньше пьянки-гулянки, теперь вот ребенок родился. Интересно, он будет также на нее орать, когда вырастет?

– Ну, чего ты расселся? – это Люда уже мне.

Не знаю, как насчет будущего у соседей снизу, но мое представлялось мне непрекращающейся чередой посягательств на личную свободу. Черт меня дернул жениться!

– Чего тебе? – я отхлебнул пива и кинул в пасть пригоршню сухариков.