Евгений Рычков - Ангелы не курят. Откровения начинающего грешника

Однажды, когда дома никого не было, из любопытства я решил посмотреть на этого самого Бога на иконе. На деревянной доске, закопченной и потасканной, размером меньше альбомного листа, не очень искусно был нарисован портрет худощавого молодого мужчины с длинными волосами и бородкой на фоне белого платка. Ничего особенного. Пускай себе молятся, если хотят.

Мы с братом справедливо считали, что нам повезло меньше, чем другим внукам – нашим двоюродным братьям. Им хорошо, они жили отдельно, в других квартирах со своими родителями. Некоторые даже в других городах. Когда иногородние внуки приезжали на историческую родину, их носили на руках. А нас чего баловать, мы же каждый день рядом. В силу этого обстоятельства вицы были только нашей повинностью. Но даже детским умом мы понимали, что дед с бабушкой материально помогают всем одинаково. Это была не жадность, а скорее, обида, что нам достается больше забот, чем остальным.

Было у меня еще одно бабушкино послушание. Я получил его, как только в школе научился писать. С определенной периодичностью бабушка Рая подзывала меня в свою комнату, и мы писали письма моим дорогим иногородним двоюродным братьям и их родителям. Бабушка по причине слабого зрения и неграмотности шариковую ручку в руки брала всего один раз в месяц, когда расписывалась в ведомости за получение пенсии. Все остальное время в течение многих лет ее штатным писарем был я. Это ничуть меня не утомляло. Мне даже нравилось писать под бабушкину диктовку. В эти моменты я как будто сам вживую общался с родней, представляя, как они будут читать мое послание. Наши письма начинались всегда одинаково, например, так: «Здравствуйте, дорогие мои детеныши Витя, Таня, внуки Алеша и Надя! Как вы там поживаете, что у вас нового? Не болеете ли…». Бабушка почему-то ласково всех нас называла словом «детеныши». Заканчивались письма тоже однотипно, что-то вроде: «…оставайтесь с Богом. Мама и папа».

Ее лексикон – это вообще находка для диалектолога. Мы часто с братьями посмеивались над бабушкиными словечками. Свои больные колени она называла «колинями», ступени и лестницы – «сходнями», автобус – «антобусом», сухую погоду – «вёдро» и так далее. Перед «ф» она почему-то всегда произносила звук «х». Так, свою сноху называла «Хфаина». Много было у бабушки разных чудных словечек. Спустя много лет в институте на этом материале я с успехом защитил прекрасную курсовую работу по лингвистике на тему «Диалекты вятского севера». Спасибо тебе, бабушка Рая. Жаль, ты не почитала этой работы.

Как штатный бабушкин писарь я знал больше, чем другие внуки. Бабушка любила не только диктовать, но и просто рассказывать о своем детстве и жизни. К десяти годам я знал всю родословную семьи с именами участников генеалогического древа по отцовской линии, названия починков, деревень, сел и населенных пунктов, по которым помотала судьба моих предков. Однажды заговорила бабушка и про ту самую икону. Оказывается, она проехала с ними по всем местам вынужденного проживания. Во время раскулачивания образ Спаса Нерукотворного первым делом положили в небольшой узелок личных вещей, которые дозволялось взять с собой в ссылку. Спасала она моих пращуров в землянке и заводском бараке. Словом, всю жизнь они молились Богу перед Его иконой Нерукотворного Образа.

Поскольку мы, к своему «несчастью», жили вместе с бабушкой, то и назидала нас она больше других внуков. Хоть я и пропускал наставления о Боге мимо ушей, но четко запомнил ее слова: «Никогда не отрекайся от Бога. Если будет трудно или страшно, повторяй: «Господи, помилуй! Спаси и сохрани!»

Став старше, я все еще сомневался в бабушкиной правоте, но когда становилось невмоготу, нет-нет, да и прибегал к ее совету. И чем старше я становился, тем чаще повторял эти слова. Еще бабушка через палку как-то заставила меня выучить наизусть молитву «Отче наш». Руководствуясь принципом дипломатии, что быстрее отвяжется, если я выучу, чем спорить и убеждать, так-таки зазубрил в свое время. Бабушка моего подвоха не поняла, но была счастлива и успокоилась.

Помню, в детстве на новом отцовом «Москвиче», купленном, наверное, в том числе и на «нетрудовые доходы» с корзинок, всей семьей, с бабушкой и дедом, поехали мы на родину предков. Нет уже давно разработанного Василием Андреевичем починка, заросли лесом и травами здешние некогда плодородные поля. Дальняя родня радушно встречала нас на краю жизни в небольшом поселке, за которым начиналась безлюдная тайга. На другой день меня как старшего брата все же взяли в экспедицию по поиску прадедовского дома. Нашли. Во всяком случае, так сказала бабушка. Помню лишь лес на краю заросшего поля и какие-то камни. Бабушка заплакала, упала на свои больные колени перед валунами и, обняв, долго целовала их. Спустя годы, уже много лет после смерти бабушки Раисы, став взрослыми людьми, мы с отцом и братом попытались повторить экспедицию, которая увенчалась еще меньшим успехом. Жизнь отступила от нашего починка еще на тридцать километров, и теперь уже не только поля, но и дороги заросли непроходимым лесом.