Наталья Кузьменко - Фонтаны Рая и Ада

Таково было правило, за его нарушение и получил Иуда по горбатой спине отполированным водами Ахерона веслом Перевозчика. И в холодные воды выпали из черного провала рта пять из тридцати оставщихся серебренников. «Я отомщу тебе, Харон!» – сказа тогда подлый змей, и можно было не сомневаться, что так оно и будет.

А сегодня старик трусливо бежал из этого города, как из тысяч других, где ему вдруг мерещилась в толпе дикая иудинская ухмылка. Днем, во время заутренней, когда старик сидел на паперти вместе с другими нищими в ожидании милостыни, благочинный вводил во храм нового священника. Бомж поднял глаза и натолкнулся на злобный сверкающий из-под митры взгляд. То ли почудилось, то ли в самом деле он увидел, как дрогнули тонкие губы, проронивши слова: «Ну, вот мы и свиделись, Харон!»…

Старик уходил, не оглядываясь, превращаясь в обманчивом свете сумерек в одну из куч грязного тряпья, коими изобиловала помойка. Ненужный холмик хлама двигался вперед, словно пожухлый осенний лист без роду и племени, без души и тепла, туда, где живут сотни тысяч таких же диких существ, как бывший Лодочник. Он желал найти такое место на омертвевшей Земле, чтобы наконец-то, через сотню сотен лет, умиротворенно сказать себе: «Ничто более не сможет нарушить мое одиночество в этом мире!»…

Он был темно-фиолетовый, почти черный, и только бледные тоненькие прожилки белесого цвета роднили его с предшественниками? родственниками? Антиподами? Его нежная упругая кожа казалась моему подслеповатому оку совершенно гладкой, как Материя до сотворения Мира. Но, на самом деле, она была устлана легким ковром ворсинок тоньше паутины. Я озадаченно рассматривала его, не в силах уразуметь: мое ли это сокровище? или чужое? подброшенное мне в насмешку над моей кудрявой? глянцевой? кроной. Дело в том, что мои бледные предыдущие, пастельного цвета творенья? выкидыши? повелители? Отличались от этого земного чуда, словно Небо от Земли после сотворения Мира. Предтечи этого лучезарного монстра, ныне смиренно покоящегося у моих ног? корней? труб? с аппетитом поедались временем и людьми (что для меня, впрочем, одно и то же). Один из них, Наум, считавшийся в Ниневии пророком, говорил о плодах, рождаемых моим воображением? жизнью? судьбой?, что они падают «прямо в рот желающего есть».

Ну что же, мне не было их жаль вовсе, как говорится, Бог дал, Он же взял и вручил другому, более нуждающемуся в наслаждении? мучении? утехе? Так что вокруг меня кормилось много народу, даже тень мою высоко ценили люди Востока, для которых слова «сидеть под смоковницей» – означали мир и благосостояние.

Естественно, и мне было приятно час от часу удивлять этих беспрерывно снующих в пространстве двуногих? многоклеточных? мягкотелых? особей чем-нибудь необычным. Плодоносила я три раза в одни год, соблазнительно-заманчивые ягоды извергались из моего чрева без всякого признака цветения и даже прежде целебных листьев.

Как-то еще в добрые ветхозаветные времена Исайя, шесть десятилетий служивший при дворе Царей Иудейских, врачевал листьями моими Езекию. И вот что примечательно, когда этот смельчак пошел против трона, наплевав на руку, кормившую его, то был зажат между кедровыми досками и перепилен деревянною пилою. А если бы между смоковничными? Как знать, может и пожил бы еще старик.

Вспоминаю и прекрасную Авигею, которая принесла Давиду в знак своей вечной любви двести связок смокв. О, это был воистину царский подарок, лакомство, с которым можно сравнить вкус первого поцелуя. Мной не восхищались только слепые или завистники.

И вот теперь я сама с восторгом глядела на этот великолепный экземпляр – такой знойный? экзотический? сочный? – и с лихорадочностью влюбляющейся женщины соображала: плоть от плоти моей этот выходец Ниоткуда, или чужой, занесенный ветром, уже принадлежащей до косточек другой, ветреной смоковнице? Вдруг мое чувство будет попрано? обречено? отвергнуто? И он, мой желанный, укатится под крону затаившейся в другом конце сада коварной собственницы?

Стояла зима, месяц Адар, и я. как и все смоковницы, росшие поблизости на горе Масличной, близ Иерусалима, отдыхала от трудов праведных: еще не пришло время собирания смокв. Лишь только оставшиеся от былой роскоши листья покрывали мою безгрешную доселе голову. Все обитатели Вифании знали природные законы Создателя: дайте отдохнуть мне, символу благоволения Невидимого к Израилю, и увидите весной первую прекрасную ягоду на плодоносном дереве. Но что значит затменный разум влюбленной, слепа она, словно мир до его сотворения! Если бы не давала волю чувствам, то не свалился бы за шесть дней до Пасхи позор на мою зеленую голову. Тогда б заметила ты еще издали группу людей в рубищах, впереди коих шел аскет с горящим взором. Он двигался так, словно плавно летел в воздухе, не касаясь скалистой раскаленной земли. Еле-еле поспевали за ним другие, двенадцать, называвшие его Искупителем.