Андрей Костров - 9х18

И вот я стою у железной двери спортивного зала, где проходят тренировки по волейболу, на пороге своей новой жизни – это было осенним темным вечером. Все светлое и лучшее зарождается темными вечерами, когда наступает осень в душе, когда заблудился в потемках жизни и душа ищет выход к свету, к смыслам. К себе. На закатах приходят рассветные мысли. Именно закат – вечер, уходящее солнце – освобождает место для нашей мечты. Закат ставит точку в пройденном пути и тут же рождает заглавную букву предстоящих дел, встреч радости и любви. У серой двери, ведущей в рай галовских грязненьких мячей, обшарпанных стен и разметки 18х9, стали собираться подростки, местные волейболисты. Я волновался и переживал. Волейболисты! Кто они? Питерский волейбол по отношению к нашему деревенскому – это «небо и земля». Хотя у нас волейбол был самым распространенным видом спорта и традиционно любим всеми от мала до велика, все равно это был провинциальный волейбол. В деревне все провинциальное. Хотя провинциальное не означает худшее, как выяснилось для меня потом. Провинциальное – это там, где больше жизни, быта, уюта. В противоположность профессиональному, вышколенному, городскому, совершенному, а значит, обесцвеченному и обезжиренному. Начисто вымытому. А там, где все слишком чисто, высоко и совершенно, часто холодно и неуютно. Даже страшно. Как в космосе, холодно и темно. Поэтому провинциальное – это пусть и несовершенное, но зато теплое и человеческое. Пусть и неказистое. Даже смешное. Провинция – это земля, а город – небо. На небе высоко и совершенно, а на земле уютно и тепло. Традиция и любовь к этой игре были основаны еще с советского времени, когда летом все мужское население собиралось у сельского клуба, где располагалась волейбольная площадка и до самой ночи устраивались баталии кожаным со шнуровкой сбоку, не очень круглым мячом. Играли все. В нашем селе волейбол всегда был в почете. Но какой это был волейбол? Замечательный: веселый, азартный, любимый всеми. Не профессиональный – народный волейбол.

Отец привел меня к этой народной игре, когда еще я и в школу не ходил. Он брал меня с собой на игры, на соревнования. Отец был заядлым волейболистом-любителем, два раза в неделю всю осень, зиму и весну они с друзьями играли в школьном спортивном зале. А позже, когда мой рост трансформировался до нужной высоты, я стал и сам участвовать в этих играх. Потом играл за район, и в юношеских, и в мужских составах. Был на высоте среди своих. Но с первых дней учебы в спортивном техникуме я сразу понял, что хоть и играл в волейбол с детства, но все же уровень питерских спортивных школ совершенно другой. Поэтому при встрече с одногруппниками по колледжу— ребятами преимущественно из волейбольного клуба «Экран» – осознал весь свой путь, по которому мне предстояло пройти, чтобы догнать ровесников, воспитанных в спортивных школах Питера.

Спортсмены, которых я встретил у двери спортивной школы, куда я пришел попроситься, чтобы меня взяли в состав этой секции, были волейболистами немного другого формата, чем товарищи по учебе в техникуме. Тут были волейболисты из звездной «золотой» лиги – самые великие. Самые настоящие. Впервые на своем пути в Питере вершину идеи этой игры я встретил в колледже двумя неделями раньше. Это не просто волейболист оказался – это был феномен, особая порода – факт жизни. Когда ты заглядываешь в горнило идеи и смысла какого-либо явления, в самую его суть, всегда можно обжечься от прямого попадания энергии на тебя. Вот и я чуть не обжегся от этой энергии, на которой зиждется вся идея не только волейбола, но и всего мирового спорта.

Глядя на этого ходячего носителя идеи волейбола, я сначала, честно сказать, чуть не разочаровался вообще в спорте как таковом: когда увидел его, идущего ко мне по двору колледжа быстрым шагом. Я же только потом понял, в чем тут смысл, тайна. А сначала при приближении этого человека я почуял что-то неладное, но в этот же момент так же ясно, как белый день, осознал, что вот именно этот экземпляр человека станет моим товарищем на долгие годы, а может быть, и на всегда. Я с детства притягиваю к себе самый неказистый и внешне неудачный сорт людей. Но именно эти существа впоследствии становятся моими верными друзьями на всю жизнь. И именно в них, как выясняется теперь, я прочитываю сокрытую тайну жизни и смысл существования всего человечества, да что уж там – всей вселенной, всего мироздания.