Она опустила голову и по ее щекам покатились скупые слезинки.
– Ну, что ж ты… что, ты… ― он принялся пальцами утирать их и обняв ее за плечи, прижал дрожащую девушку к себе.
Но Анфиса отстранилась от него и пошла вперед. Сколько раз мысленно она начинала эту беседу и не могла довести до конца. Теперь же настал черед истинного разговора, который для нее значим настолько, что казалось решался вопрос жизни и смерти. Ждать было уже нечего, пора расставлять все точки по местам… и она, с дрожью в голосе и холодком в груди, начала свой печальный рассказ.
– …Теперь, Петруша, ты знаешь все… ― закончила она и осмелилась поднять свои глаза на ненаглядного.
Его взгляд был устремлен куда-то в даль мимо нее, а пальцы со злобной яростью терзали затейливо вышитый кисет с махоркой… казалось он, ничего из сказанного ею, не слышал. Анфиса легонько коснулась руки Петра.
– Петруша, ты меня слышишь?..
Он посмотрел на нее невидящим взглядом и произнес:
– Да, я все слышал… ― отвернувшись от нее он медленно пошел прочь.
Почувствовав себя так, будто у нее без наркоза вырезают сердце, Анфиса отчаянно крикнула ему вдогонку:
– Куда же ты?! Ну не молчи, умоляю тебя!.. Скажи же, хоть, что-нибудь!..
Петр обернулся:
– Что я должен тебе сказать? Ты мне все рассказала, спасибо. …Но кто подтвердит правоту твоих слов? Может все было иначе, кто знает? Я знаю только одно, что ты меня не дождалась… ― он зло сплюнул на дорогу. ― Как я могу теперь тебе верить после всего, как? И вообще, как ты представляешь нашу совместную жизнь в дальнейшем? Лично я – без понятия!.. Между нами всегда будет стоять этот ребенок, которого ты оставила как безродного в том приюте!..
– Но ведь ты бы его не принял?! ― Анфиса, запыхавшись, стояла уже подле него.
– Конечно, ― согласился он. ― Зачем мне чужой?.. Но и отказавшаяся от своего ребенка женщина… это уж слишком. …Он же ни в чем не виноват!..
– А как я должна была жить и растить дочь человека, который мне ненавистен? Она бы мне постоянно напоминала о перенесенном позоре, Петруша…
– Коль ты не захотела принять это унижение, что я-то сделать могу?.. ― недоуменно, с некоторой долей злобности, произнес Петр. ― Я-то тут при чем, скажи?!
– Неужели от твоей любви не осталось ничего?.. ― с ужасом проговорила она и слезы снова навернулись на ее глаза.
Петр пристально посмотрел на нее:
– Я тебя всегда любил Анфиса и дорожил тобой… а теперь вот не знаю… у меня такое чувство, что меня обманули, плюнули в самую глубину души! Твой рассказ вызвал во мне волну протеста. Должен сказать тебе честно. Я не смогу относиться к тебе по-прежнему. Не смогу…
– Ну что же мне теперь делать, что?.. ― ее ноги подкосились и Анфиса в бессилии упала на траву, у ног Петра. ― Скажи мне, Петя-а-а!..
Он поморщился:
– Как я могу знать, что тебе делать?! Тебе свою судьбу вершить, а не мне. Живи, как знаешь!.. ― и ушел.
Оправдались все ее худшие предчувствия и опасения. Петр отвернулся от нее. На что она ему такая, порченная? Он теперь не доверял ей. «…И правильно делал!.. ― думала она. ― Разве можно верить тому, кто не смог сдержать данное слово?..»
Если бы не сестренка, Анфиса точно бы что-нибудь сотворила бы с собой. А так ей ничего не оставалось делать как, скрепив свое сердце, жить. И жизнь шла своим чередом, раны затягивались оставляя после себя безобразные рубцы и шрамы.
Через год Петр сыграл свадьбу, взял в жены девчонку с соседней улицы, на много лет младше себя. Анфисе казалось, что не вынесет этого испытания. Ей было больно видеть счастливые лица молодоженов. Юная красавица-невеста чем-то отдаленно напоминала ее, Анфису. Но она сама себе твердила, что эта девушка во много раз чище и невиннее ее. А смуглый и кучерявый Петр конечно же прав. Всем хочется счастья. Заслуженного и долгожданного. Только вот обидно, что Анфису судьба обделила им. Вроде бы говоря, что обойдешься и без него…
***
Женившись на Шуре Вовка вроде бы остепенился. Возраст и положение – делают свое дело. Престарелая мать замучила его, женись да женись!.. Что еще ему оставалось делать? Тем более, он встретил (в прямом смысле слова – на дороге) девушку запавшую ему в сердце.
Ехал он в райцентр, выполнял свой обычный рейс. На обочине стояла кучка народа. Он подсадил их в кузов. А когда Вовка уже садился в кабину за руль краем глаза увидел, как по проселочной дороге, от деревеньки, бежит-торопится какая-то дивчина. Вопреки своему обыкновению (никогда не ждал опоздавших), терпеливо дождался пока запыхавшаяся девушка, блеснув своими очаровательными глазками в Вовкину сторону, не забралась к нему в кабину.
Читать дальше