Хасан лег ничком на зеленую травку, сливаясь с землей, ощущая себя частицей природы, затерянной в уголке земли, припрятанной от бога и цивилизации. Кипение, трепет окружающей жизни, все эти таинственные краски, шорохи сада приводили его в восторг. Это место убаюкивало, усыпляло Хасана. Он чувствовал, что он с этими деревьями и цветами сливается душой и телом, уносится во всепоглощающий поток живой материи. Ему казалось, что струящаяся в его жилах кровь – не кровь, а нектар живой природы. И она, устремляясь по его жилам, возвращается не обратно в его сердце, а, переливаясь в жилы деревьев, рек, трав, цветов, горных вершин, находящихся под ледяными шапками, перегоняется все дальше и дальше, в сердце Матери-Земли. И там, набирая силу и мощь, неведомыми каплями, родниками возвращается в его жилы, оттуда она вливается в жилы могучих гор, равнин, ущелий, холмов.
Так лежал Хасан, запрокинув лицо к небу, наслаждаясь природой, мысленно ныряя в перину облаков. Ему казалось, что он является частью этой необъятной планеты. Жизненная энергия в виде дождя, небесных потоков, рек, зарождающаяся в недрах Вселенной, передается к нему, а от него к другим растительным организмам на земле. Он вместе с окружающей средой является первоосновой всего живого на земле; благодаря их стараниям зачинают, растут лесные массивы, высятся горы, речные долины, безбрежные моря, буйные реки…
Хмель сегодняшнего дня вскружила ему голову. Шатаясь, он встал и пошел в сторону мечети. В это время по узкой тропе, проложенной вдоль огородов за мечетью, прошлась Шах-Зада. Она вполголоса, в наитии, распевала душераздирающую песню. Хасан прислушался. Эти волнующие ноты, мягкие, протяжные, нежные, кристально чистые переливы, растекались по синеватому дневному воздуху, словно круги на водной глади реки, оставляемые выпрыгивающими из нее рыбами. Под конец от этих звуков, как от кругов на воде, в воздухе оставалось тонкое, неуловимое дрожание, похожее на замирающие ноты струн гитары. Если хорошенько прислушаться, даже после того, как исчезали круги на воде, создавалось впечатление, что догорающая нота все еще звучит мелкой дрожью ряби воды. В той песне слышалось биение сердца Шах-Зады, пульс, стоны ее сгорающего от любви сердца. Песня опьянила Хасана, как тончайшие запахи, благоухания, распространяющиеся от здорового тела, пышных волос Шах-Зады. Шаги Шах-Зады удалялись все дальше и дальше, ее голос становился все глуше и нежнее. Она все еще продолжала петь, томно покачивая бедрами, она истомно тянула мелодию, нежную, трепетную, душераздирающую:
То зеленые, то небесные —
Глаза твои непокорные,
То печальные, то манящие,
То брызги дождя колючие…
Хасан слушал голос любимой, как зачарованный, ей в такт мило подпевали подружки. Он переступил порог мечети, сел напротив открытого окна, пытаясь не упускать ни одной ноты песни. Песня, как дыхание неба, шелесты, вдохи и выдохи шаловливого ветра, врывалась сквозь полуоткрытые створки окон мечети. Она, нежная, трепетная, сводящая его с ума, пробуждала дремавшие в его душе бесчисленные природные краски, интонации, видения. Ему казалось, что он где-то уже слышал эту песню, близкую и далекую, ясную и неясную. Да, он вспомнил. Он ее часто слышал тогда, когда находился еще в утробе матери, в колыбели, в бесконечной и трудной дороге, собираясь с матерью на дальние сенокосы в урочище Чухра. Мама эту песню тихо и нежно распевала весной, когда от зимней спячки пробуждалась природа, когда пропалывала колосистую рожь от сорняков. Он ее слушал в хлебном поле на спине матери, когда мать, нагибаясь, подбирала колосья хлеба, опавшие во время жатвы. Эта песня, после того как повзрослел, часто звучала в его сердце в бессонные ночи его долгой и тяжелой жизни.
Шах-Зада удалялась по тропинке вдоль берега реки между валунами. Песня душераздирающе звучала, оседая в сердце Хасана нарастающим комом. Вот прозвучали последние аккорды, но их дрожащий звон все продолжает звучать, отзываясь, не угасая в глубинах души. Вдруг кругом все замерло. Лишь река журчит в объятиях лучей солнца, плещет свои волны о круглые речные камни и валуны, оставляя на их краях тонкие, незаметные следы белой и искрящейся пены в такт уходящей в вечность музыки.
* * *
Хасан зажег камин в мечети, взял потрепанный молитвенник и в молитве преклонил колени. Он чувствовал, что с некоторых пор между ним и Аллахом, который все время внимал его мольбам, образовалась какая-то невидимая пропасть, и виной всему тому явилась та самая греховная песня. В гневе на самого себя он склонился еще ниже, пытаясь забыться в молитве.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу