Татьяна Проскурякова - Сердце музыканта. Сборник рассказов

Два года минуло с тех пор, он с семьей попал в ужасную аварию. Маленькая Катюша погибла на глазах, а супруга вскоре сделалась инвалидом. Чудовищное переживание горя, острое чувство вины внутренне душили его, создавали невозможность строить отношения с другими женщинами.

С того дня что- то умерло в нем, сломалось. Он не мог ни о чем думать. Отовсюду грезились ему глаза маленькой дочери, глаза с упреком, лицо ребенка, который, умирая, очень хотел жить. Может быть, такой запрет самому себе он наложил в качестве наказания, потому что накануне трагедии изменил жене. Подобралась веселая компания. Все случилось само собой. Утро наступило неожиданно. Конечно, он не успел домой к тому часу, когда обещал дочурке свозить ее в парк покататься на карусели. Обеспокоенная супруга, не видевшая мужа целую ночь, вызвалась ехать с ними. Алекс гнал машину на огромной скорости, надеясь тем самым искупить хотя бы часть вины за то безумие, которое позволил себе по пьяной случайности. Дальнейшее помнил очень плохо. Сильный удар. Машину два раза перевернуло. Огромные перепуганные глаза, источающие отчаяние. Кровавая лужа на асфальте.

Но сегодня ночью что- то доселе спавшее, пробудилось. Он почувствовал движение жизни, остро ощутил воздух вокруг себя. И не только допустил мысль о близости с женщиной, а осознавал, что ему нужна именно эта женщина! Неугасимая волна жизни поднималась, волнуя все его существо! Он захлебывался в океане своих судорожных мечтаний, и не мог их победить! Все тело горело от подступившей страсти. Не надеясь более заснуть, Алекс простоял несколько минут под душем в ледяной воде. Надо было помочь себе успокоиться. Он был один.

С этого момента, проснувшись утром на своем одиноком диване, он запретил себе думать о ней.

«Все – бред, – убеждал он себя. Я не могу изменить прошлое, и не хочу думать об этой женщине»

Вопреки его недоверию к отношениям, они стали видеться часто, почти каждый день. Справившись о его здоровье, Лена рассказывала о себе, о путешествиях, читала вслух Бодлера, Блока. Они могли говорить обо всем на свете, испытывая взаимное наслаждение от этих бесед. Всякий раз Алекс поражался глубине ее мысли и тому, c какой тонкостью она могла воспринимать самые обычные вещи. Никто прежде не выказывал столько интереса к его внутренней жизни, никто не умел так понять его, как эта женщина. Он охотно рассказывал обо всем наболевшем, умалчивая, пожалуй, лишь о необъяснимом физическом притяжении к ней, которое возникло той самой ночью. Боялся обнаружить перед ней свою страсть и чувства, рожденные тягостным страданием; стыдился произнести самые естественные слова или позволить себе лишний жест. Постепенно гостья, в солидарность нашему герою, приобрела привычку произносить слова тихо, мягко выговаривая каждую буковку, нежно шептать, – и ее речь сладостной музыкой лилась в его воспаленном мозгу.

– Я вижу у вас рояль, – как – то заметила она. Вы играете?

– Нет… Вернее, теперь нет, – сбивчиво прозвучал его шепот.

– Как же это? Значит, вы когда- то играли? Эта женщина понимала все. Сыграйте мне что- нибудь!

– Я не могу играть, – попытался он оправдаться и почувствовал сильную неловкость, интуитивно поняв, что она не поверила. Впервые Лена что- то попросила у него, а он отказал. Ужасно глупо! И, чтобы как- то замять ситуацию, со всей искренностью произнес:

– Я давно не прикасался к клавишам, а для меня они священны. И совсем не хочется оскорбить ваш слух тем впечатлением, которое может произвести моя дурная игра.

«Милый, бедный мой! – говорил ее взгляд, соприкоснувшись с его растерянными глазами. Как ты страдал! Как ты жил здесь? Чего же ты боишься?»

Едва ли можно было вынести пронзительного взгляда, знавшего всю правду. Эти волнующие глаза провоцировали, а чувственные губы просили поцелуя. Все происходящее наполняло сердце невероятным счастьем и стремилось разрушить его одновременно.

Она первая прекратила эту пытку.

– Вы меня простите, я вынуждена сейчас вас покинуть. Мне на дежурство пора, на смену.

– Вечером?

– Я сегодня в ночь. Приду завтра днем. Нет, вечером. Отосплюсь и приду, хорошо?

Он кивнул. Дыхание еще не улеглось, все его существо трепетало.

– Приходите… утром… Я ждать вас буду. Он протянул к ней руку и робко взял ее пальчики в свою ладонь.

Она не вернулась не только днем, но даже к вечеру следующего дня. Все это время Алекс провел в муках ожидания. Напрасно он ждал ее, позеленевший от тоски, прислушивался к шагам, доносившимся с лестничной площадки. Все это были чужие шаги (а ее тонкую нежную поступь он знал наизусть!), и никто на свете не имел понятия о том, как сильно болело у него сердце.