Алексей Макаров - Ромас. Морские рассказы

– А Филипповна где? – я стоял посередине коридора, не зная, что мне делать дальше.

– Так у себя же, – сделала удивленный вид Лена. – Тебя же ждет.

Она указала на комнату, из которой я вышел:

– А там у нас никто не живет, потому что майор, который там жил, куда-то уехал в командировку и сейчас она закрыта. Вот Филипповна тебе там и постелила. Ты теперь там будешь жить.

Пока меня всё устраивало, и я согласился с Леной:

– Хорошо.

Слева в коридоре была кухня и какой-то чуланчик. Я подумал, что там находиться туалет, но как потом оказалось, это я очень сильно ошибался, потому что там был небольшой чуланчик с ведром, куда можно было пописать ночью.

Туалет для всех остальных нужд был на улице. Так что надо было по всякой нужде бежать именно туда. А он был спрятан между сугробов и продувался со всех сторон, чтобы вонь от испражнений не тревожила посетителя и не мешала ему думать о смысле жизни советской действительности.

Последней комнатой справа по коридору была комната Филипповны – большая, с высокими потолками.

На двух стенах висели ковры, на третьей красовался какой-то гобелен. Пол был выстлан большущим толстым ковром, а посередине комнаты стоял накрытый стол.

В левом углу комнаты располагалась огромная широкая кровать, на спинках которой красовались блестящие, никелированные набалдашники, а у противоположной стены стоял большой старинный диван, покрытый гобеленом.

Точно такой же диван был и у нас дома, когда мы были ещё мальчишками, и мама на нём читала нам сказки.

Столько лет прошло, а диван как был, так и остался! Даже казалось, что это был тот же самый диван, перекочевавший из моего детства сюда, в комнату Филипповны.

Посреди комнаты красовался стол, на котором чего только не было.

Невозможно было остановить взгляд на чём-нибудь, что там стояло, потому что там была и рыба, и картошка, икра, красная рыба, какие-то салаты… И всё это было аккуратно накрыто красивыми полотенцами. Наверное, они были ручной работы и на Украине они бы назывались рушниками.

Видно, что хозяева, всё-таки не выдержав, что гостя долго нет, сели за стол и по паре стопочек всё-таки пропустили.

Мне тут же освободили место за столом и поставили передо мной огромную тарелку.

Не успев даже вымыть руки, я уже оказался за столом со стопкой в руках.

Филипповна наполнила мою тарелку картошкой с мясом.

Тут же стояли нарезанный сервелат, красная рыба, красная икра, какие-то консервированные овощи, соленые помидоры, огурцы. Всё это было разложено на столе, а что не помещалось, стояло на широком подоконнике.

Филипповна широким жестом показала мне, Лене и Петру, чтобы мы сели за стол, и мы чинно расселись. На одном краю Филипповна, на другом Лена с Петей и, спиной к окну, сел я.

Филипповна кивнула головой Петру:

– Петя. Ну, что, давай достань вон ту, холодненькую, которая там, за окошком стоит.

От такого предложения Пётр был не вправе отказаться и, приоткрыв окно, достал бутылку, которая стояла между рамами. Она и в самом деле оказалась холодненькой.

Пётр тут же разлил её содержимое по внушительным стопкам и, без всяких сантиментов, мы выпили.

Филипповна постоянно беспокоилась обо мне. Она накладывала в мою тарелку, то картошки, то маринованной рыбы, то сервелат, то красную икру со словами:

– Кушай, кушай, кушай, ты же устал, тебе надо отдохнуть. И не дай Бог, заболеть. Ты же весь промок в наших снегах.

А потом пошёл разговор и о жизни.

Выпили и вторую бутылочку, которую Петя достал из-за окна. За этими разговорами съели большую часть того, что было накрыто. Потом с подоконника достали оставшуюся закуску и принялись за третью бутылочку.

Когда и этого не хватило, то Петруха сбегал к себе в комнату, принёс оттуда ещё одну, такую же холодненькую бутылочку.

Закончилось всё тем, что как я пробирался в свою комнату, где мне была застелена кровать, я уже не помнил. События оставшегося вечера остались в памяти только кадрами, как в немом кино.

Утром я проснулся от того, что Филипповна теребила меня за плечо:

– Тебе что, на работу надо будет сегодня идти? Что-то ты вчера, как я помню, мне об этом говорил.

– Наверное, надо, я же сюда на работу приехал, – еле ворочая языком, пытался я сопротивляться Филипповне.

Но Филипповна не отставала:

– Давай. Тогда вставай и иди, умывайся.

Умываться пришлось в кладовке.

Для меня, городского жителя, привыкшего к коммунальным удобствам, тут было всё неожиданно.