Владимир Шлома - Судьбы

К осени бабка померла. Сергей с Тоней оплатили похороны и поминки. От себя на поминках дед выставил и свой денатурат. Молодой священник, отпевавший и хоронивший покойницу, перепробовал за столом на поминках все напитки, и под конец заинтересовался синеньким напитком, который пил один дед.

– А можно и мне синенького? – попросил он.

Дед был польщен таким вниманием к его напитку, и передал батюшке целую бутылку своего напитка, который, как ни странно, батюшке тоже понравился.

После смерти бабки Сергей опять уехал жить в Киев, уж больно ему не нравилась дедова стряпня, и дед остался один. Сначала оно как-то и ничего было, зам себе хозяин, что хочешь, то и делай, никто на тебя не бурчит. Готовить за время болезни бабки он немного научился, какой-никакой суп мог себе приготовить, или там картошку на сале пожарить, в общем голодным не сидел. Сала в запасе еще немного было. Это с того поросенка, которого сосед, дед Митрофан, зарезал им еще при жизни бабки. А Митрофан прекрасный резчик, сало всегда получается белым, нигде никаких кровоподтеков, и очень вкусное, с просмоленной на совесть и очень вкусной шкуркой. Такое сало не у каждого резчика получается. Жаль только, что больше резать нечего. После смерти бабки дед нового поросенка не заводил, уж очень много с ним мороки. И козу он зарезал. Ну зачем ему молоко. Это бабка молоко любила, а он пил его только изредка. А козье мясо было вкусным, ему его надолго хватило. Куры еще от бабки остались, можно было иногда и яичницу пожарить. Одно было плохо, начала одолевать тоска. Словом не с кем было переброситься. Вот уж не думал, что ему, старому молчуну, разговоров не будет хватать. Теперь он уже скучал, и по бабке, и по ее ворчанию. Ни к кому из соседей в гости или на посиделки он никогда не ходил, и от отсутствия такого общения никогда не страдал. К бабке в гости иногда приходила соседка Маруся, и они подолгу беседовали, дед их просто слушал, изредка вставляя в разговор пару слов, но участия в этих разговорах практически не принимал. Теперь он с грустью вспоминал и эти разговоры. После смерти бабки к нему уже никто не ходил. Тоска влезала в душу все больше и больше. Дед начал выходить на улицу, садился на лавку возле забора и смотрел на проходящих людей, иногда удавалось с кем ни будь из них поговорить и узнать какие-то новости. Поговорил и с соседским парнишкой Володей, учеником шестого класса, пожаловался ему на свое одиночество, что совсем одичал, никаких новостей не знает.

– А Вы газету себе выпишите, – посоветовал парень.

– Тогда мне денег на хлеб не хватит, – резонно возразил дед.

– Ну давайте я буду Вам приносить старые газеты, которые отец уже прочитал, – предложил Володя.

– Хорошо бы еще радио провести, но опять же денег нет, – грустил дед.

– А давайте я Вам сам радио проведу, – решил помочь деду и в этом вопросе Володя. – У Вас вот провода радиолинии проходят между ветками Вашей сливы, если подключиться тоненькими проводами, то ничего не будет заметно.

Сказано – сделано. Володя разобрал какое-то старое реле от трактора и тонкими обмоточными медными проводами провел деду радио в дом через форточку. Вот только динамика у деда тоже не было. Не было его и у Володи. Но у его отца были наушники от детекторного радиоприемника «Комсомолец», которые уже не использовались. Спрашивать у отца про наушники Володя не стал, скорее всего отец их не отдаст, потихоньку забрал их без разрешения и отнес деду. Теперь у деда было и радио. Дед заметно повеселел, даже завалившийся сарайчик для курей вместе с Володей отремонтировал.

Наступила зима. Запасы сала у деда закончились. Картошку теперь приходилось жарить на подсолнечном масле, да и зажарку для супа на том же масле приходилось делать, это совершенно не то, что на сале, но деваться было некуда. Начался сплошной пост. Иногда соседи приносили ему небольшой кусочек сала, когда резали своего поросенка, но теперь это было очень редко. Такая традиция в селе по-прежнему была, и никуда не делась, часть сала и мяса зарезанного поросенка всегда раздавали соседям, но потом, когда соседи резали своего поросенка, они приносили такие же куски сала и мяса, то есть шел своеобразный обмен. Но у деда теперь поросят не было, и на отдачу можно было не рассчитывать, поэтому мясо ему не приносили, а только небольшие кусочки сала, просто из жалости. Но их не на долго хватало. К Новому году дед зарезал курицу и устроил себе праздник, все равно куры теперь не неслись.