Солдатские Георгии третьей и четвёртой степеней до 1916 года изготавливались из серебра. Уже после революции и окончания гражданской войны, когда повсеместно проводились сборы средств на поддержку молодой республики, Парфентий пожертвовал обе награды.
Четвёртого июня (22 мая) 1916 года в 4 часа утра на Юго-Западном фронте началась знаменитая наступательная операция русских армий, разработанная и блестяще осуществлённая генералом Брусиловым, вошедшая впоследствии как классическая в учебники по военной стратегии под названием Брусиловский прорыв. Потери австро-германцев во время Брусиловского прорыва, длившегося до конца октября, составляли убитыми, ранеными и пленными до 1,5 миллиона человек.
Фронт был прорван на протяжении 350 километров, а глубина прорыва доходила до 70—120 километров. Русские войска вступили в Северную Буковину и овладели Черновцами. В 1916 году, принимая участие в наступательной операции Юго-Западного фронта, Парфентий был тяжело ранен в правую руку.
Как героя войны, награждённого двумя Георгиевскими крестами, на излечение отправили его в госпиталь в Москву. К счастью, рука его не была повреждена серьёзно, и после излечения Парфентий получил отпуск и поехал домой в Черниговку. Здесь его и застали известные события февраля 1917 года – отречение царя и т. н. буржуазная революция.
Переболев тифом, в действующую армию он уже не вернулся, ибо наслужился с 1909 года и навоевался с 1915 года. Крестьянские заботы и семья не позволяли принять активное участие в «переустройстве мира».
Хотя, если бы Парфентий не попал в госпиталь, а остался бы в воинской части, неизвестно куда бы повела его судьба, но думается, ничего хорошего из этого бы не вышло. Впоследствии Парфентий не участвовал ни в последующих «революциях», ни в гражданской войне.
Судя по сохранившейся фотографии, в действующую армию был призван и младший брат Парфентия – Яков. Однако, Яков не последовал примеру брата навсегда покончить с войной. Во время гражданской войны он находился в составе формирований Нестора Ивановича Махно.
Тем более, родина пассионарного украинского анархиста, село Гуляйполе находилось в каких-то 60 верстах от Черниговки, а идеи его пользовались популярностью в крестьянстве. Впрочем, Яков мог быть мобилизован махновцами в принудительном порядке.
Неизвестно, долго ли и как он воевал под знамёнами батьки Махно, но заболел язвенной болезнью желудка, труд крестьянский с которой несовместим. Поэтому, он так и не сумел выбраться из нужды и преждевременно умер в начале тридцатых годов. Об участии в русско-германской войне старшего их брата Захара Линника ничего не известно.
Наперекор стихиям времени. год 1920
Елизавета Семёновна, жена Парфентия, к 1917 году из 11 лет замужней жизни лишь неполных пять провела с мужем. Благо, хоть вернулся с руками – ногами.
А сколько их, молодых, здоровых мужиков, полегло на фронтах германской от пуль и снарядов, от немецкого хлора и русского тифа – около миллиона! А вернулось покалеченными – ни за сохой ходить, ни избу срубить, ни тын подравнять – более трёх миллионов. Вот и живи Расея, процветай!
А кукловоды общеевропейские в белоснежных перчатках, не успев барыш награбленный от крови и окопного дерьма отмыть, в Версале уже следующую бойню стряпают. (Фердинанд Фош, француз, главнокомандующий союзными войсками, о Версальском договоре: «Это не мир, это перемирие на двадцать лет»).
А «пушечное мясо», чего проще, нагуляется за пару десятилетий. Да и свои затейники в лайковых перчатках отыскались. На брошенный трон не зарились, но Верховенства всея Руси не чурались – радетели и спасатели всяких мастей и сословий. Мало им было германской, решили гражданской позабавиться на потеху заклятым «друзьям» России. Под бурные овации западных и восточных «доброхотов» Россия медленно погружалась во мглу.
Ну а крестьянину выживать надо, ему хлебушка никто не подаст. Если собственным горбом не вырастишь – хоть погибай, и погибали… Парфентий на фронте, а на Елизавете хозяйство, 5 десятин земли – более 7 гектаров и двое детей – дочь Галя 1910 года рождения и сын Василий, который родился 23 декабря 1913 года.
Конечно, не одна она оставалась один на один с таким хозяйством. Братья и пахали, и сеяли, и жали. Да всё это не то, еле дождалась мужа с войны. Семьи Парфентия и Якова, живущие под одной крышей старого родительского дома ютились в тесноте. Говорят, в тесноте, да не в обиде. Пока братья на фронте места хватало, но пришли – семьи расти стали, дело житейское.
Читать дальше