Виталий Листраткин - Мы

Надеюсь, и у Макса тоже.

В пятнадцать лет моим школьным кумиром был Юрка Гадюкин. Пацан небольшого роста, конопатый и наглый. Особенно он гордился тем, что мать ему, как взрослому, покупает сигареты. Круг его общения был крайне разношерстным: от обычных дворовых оболтусов до матерых бандитов. Как ни странно, но объединяла всю эту компанию музыка.

Мы росли в Советском Союзе, и пресловутый железный занавес только-только начал приоткрываться. Но даже этой крохотной щелки вполне хватило, чтобы страну поглотило движение «металлистов» – поклонников «тяжелого рока». Для поколения, чье детство прошло под «Землян» и однообразную нарезку «Утренней почты», тяжелые риффы, извлекаемые из треугольных гитар стильными парнями в черных кожанах и с длинными патлами, казались откровением.

Нет, кое-что мы видели… Например, трансляции ежегодных фестивалей из итальянского города Сан-Ремо. Телепередачи проходили, ясное дело, ночью. И вся страна собиралась у телевизоров, многие включали на запись магнитофоны. Наутро европейская музыка начинала свой путь по стандартным советским квартирам… Но это было немного не то: слишком прилизано и прилично. Поэтому мы и таскались друг к другу с тяжелыми катушечными магнитофонами, переписывая затертые записи. Басов там уже не разобрать, но резкий искаженный звук ударных и необычный яростно-фальцетный вокал присутствовали, и этого хватало.

Мы наизусть знали альбомы наших кумиров: «Мэнуор», «Металлика», «Джудас прист», «Кисс», «Акцепт», «Моторхэд», «ЭйсиДиси», «Айрон Мейден» и много чего еще. Шепотом предупреждали друг друга: «Кисс» и «ЭйсиДиси» запрещены, потому что «фашисты». Нас приводили в восторг фантастические сюжеты на обложках пластинок, которых панибратски называли «пласты».

Не балованным советским школьникам это казалось верхом совершенства. Картинки на дисках были настолько привлекательными, что безумно хотелось оставить их себе. Разумеется, это было невозможно. «Пласт» давали только на вечер: всласть налюбоваться и переписать музыку на огромный катушечный магнитофон. Тогда я вспомнил об одном увлечении, которым переболел каждый третий мальчишка Советского Союза – фотографии. Разумеется, речь могла идти исключительно о чёрно-белой фотографии. За цветную брались единицы: процесс на порядок сложнее.

Это сейчас сделать фото элементарно: на кнопку – щёлк, файл – в комп, картинку – на принтер. А двадцать пять лет назад это целая история: отснять плёнку, набодяжить химические растворы, совершить ритуал проявления изображения, чтобы получить ленту полупрозрачных негативов, с которых и печатались снимки.

Печатать «фотки» было самым интересным. В ванной комнате устраивалась лаборатория: подключался прибор «увеличитель», ставились пластмассовые ванночки под «химию»: проявитель и закрепитель. Дабы не испортить фотоматериалы, для освещения использовался специальный фонарь красного света.

Свет мощной лампы экспонировал изображение негатива сквозь линзу увеличителя на лист фотобумаги. Затем бумага погружалась в раствор проявителя, где и происходило волшебство: на гладкой поверхности постепенно, из небытия появлялись контуры изображения. С каждой секундой картинка становилась контрастней, чётче… Было важно не «передержать» снимок, иначе он начинал чернеть, превращаясь в мрачную непонятность. Нужно вовремя выдернуть фотобумагу из раствора, сполоснуть в воде, и через пятнадцать минут «закрепителя» снимок считался готовым.

Фотографировали, понятное дело, не пейзажи и не белочек в парке. В нашей среде бродили сделанные кем-то фотографии плакатов и обложек виниловых дисков. Я научился их копировать при помощи самого обычного фотоаппарата «Смена». Закреплённый на штативе и тщательнейшим образом настроенный на расстояние в пятьдесят сантиметров, с которого, собственно, и производилась съемка, он из рук вон плохо держал фокус. И для того чтобы получить идеально чёткий негатив, нужно сделать несколько снимков подряд, а уже проявив плёнку, под лупой отобрать наиболее удачные кадры.

Представляете, сколько возни? И всё это для того, чтобы на свет появилась серия чёрно-белых фотографий, которые можно повесить на стену. Родители отнеслись к увлечению настороженно, но не вмешивались. Отец, правда, заметил на стене фотографию Рэмбо, перепечатанную из журнала «Ровесник». Помните, где актер с голым торсом и пулеметом наперевес? Папа снял фото, сделал формальное внушение, что, дескать, нечего врагов соцгосударства держать в квартире, и этим все кончилось. Против полуэротического фэнтэзи «Мэнуора» он не возражал.