Константин Крюгер - До смерти живы будем

Справа расположился Сергей Иосифович, бывший врач «Скорой Помощи». В конце тяжелейшей ночной смены водитель задремал за рулем, и «карета» на полном ходу врезалась в бетонное ограждение набережной. Сергей, выбив головой лобовое стекло, пролетел несколько метров по воздуху и приземлился на лёд Москвы-реки. Сильнейшее сотрясение мозга, отягощенное множественными глубокими порезами лица, привело к резкому ухудшению зрения, искажению речи и прочим нелегким последствиям. После того, как однажды ночью он собрался выйти в окно, спутав его с дверью, Николай Аркадьевич, несмотря на очень душевное отношение к коллеге, предложил перевести его «в психсоматику», что и осуществил вскорости.

Радиоточка круглые сутки освещала подробности проходящего в Кремлевском Дворце XXV Съезда КПСС. Привычный фон жизни не отвлекал «больных и выздоравливающих» от проблем насущных собственного здоровья и «родной» палаты.

«Гена – чекист», расположившийся около двери, единственный, кто слушал радио и с юмором и знанием дела комментировал события внешнего мира. Переведенный из Госпиталя КГБ, он впоследствии внёс немалый вклад в мой выписной эпикриз. Согласно драматическому повествованию Геннадия, иностранный агент прострелил ему левую руку во время опаснейшего задержания. В 67-ой ГКБ периодически консультировал и проводил плановые операции по сшиванию нервов «маг и чародей», профессор Юмашев. На него и уповал раненый кгбэшник.

В отличие от «киношных» сотрудников соответствующих органов Гена не страдал молчаливостью, а, наоборот, активно заливался соловьем на любую тему, причем отличался «всезнайством» и по каждому вопросу имел авторитетное мнение. Учитывая, что «эксперт» относился к очень серьезному ведомству, известному мощной осведомленностью, никто не сомневался в его утверждениях. По крайней мере, вслух.

К середине второй недели пребывания я порядком достал Николая Аркадьевича нудным вопросом о выписке. «Ладно, Константин! Пройдёшь завтра ЭЭГ, и, исходя из результатов – посмотрим!».

«Можешь не беспокоиться!», – «эрудит» Гена знал все. «Исследование биотоков мозга. Ща научу – все будет тип-топ! Когда Тебе на башку наденут электроды и скажут ни о чем не думать – начинай считать в уме. Множь крупные числа. Мозг занят и на внешние раздражители реагирует слабее. И показания прибора будут отличные!». Краткий и доходчивый инструктаж не вызвал и тени сомнения. Все исключительно логично, обоснованно и весьма компетентно – как я мог не поверить!

Лишь только мне смазали голову и закрепили «корону», я начал перемножать трёхзначные величины. Поэтому приказ медсестры: «Расслабьтесь, ни о чем не думайте и ни на что не реагируйте!» пропустил мимо ушей. Её последующие указания, внезапные вспышки света и резкие звуки я воспринимал, как «сквозь сито» – мозг упорно трудился над непростой задачей.

По окончании процедуры из-за шторки выглянул врач, расшифровывавший показания самописцев прибора, и с интересом полюбопытствовал: «Вы с каким диагнозом лежите?». На уверенное «Легкое сотрясение мозга!» он недоверчиво покачал головой и, с междометием «Ну-ну», скрылся писать заключение.

Выждав денек, я наскочил на Николая Аркадьевича уже в 8 утра. «С такими показателями тебя, Константин, не выписывать, а в „Белые Столбы“ переводить нужно, насовсем!», – огорошил доктор. Ничего не понимая, я совершенно оторопел. К счастью, во внеурочное время заскочил «Кука», и мы по подземным коридорам отправились проведать общего друга Шуру Александрова, залечивающего сложный перелом ноги в другом корпусе. Там мы весело отметили встречу друзей, с расстройства я усугубил, и туманное возвращение в палату не запечатлелось в памяти абсолютно.

На следующий день строгий доктор и замечательный человек Николай Аркадьевич меня выписал «за нарушение больничного режима», но сообщать по месту учебы не стал. «Выписной эпикриз» в соответствии с установленными правилами отправили заказным посланием в Маевскую поликлинику.

Звонок Натальи Алексеевны раздался через три дня после выхода из больницы: «Срочно зайди ко мне!». Первым делом институтский невропатолог провела тщательный осмотр с установкой в позу Ромберга, болезненными ударами молоточком по коленям и прочими премудростями. Затем подробно расспросила о проведенных в больнице обследованиях. Когда я поведал, как на духу, о «скорректированном» прохождении ЭЭГ, врачиха веселилась до слёз. Утерев глаза, со словами: «Всё это очень смешно, если бы не неприятные последствия! А Гену твоего убить мало!», она дала прочесть отрывок из заключения. «Электро ЭнцефалоГрамма головного мозга выявила серьёзные остаточные явления: повышенные возбудимость и агрессивность». «С таким диагнозом ничего хорошего тебя не ожидает!», – и Наталья Алексеевна направила меня в 70-ю поликлинику около метро «Сокол», где практиковал инновационные и весьма действенные методы лечения вернувшийся после продолжительного обучения в Китае её институтский однокашник. Внимательно ознакомившись с «сопроводиловкой», знатный врач -иглотерапевт с искренними извинениями сообщил, что настолько тяжелый случай не подвластен даже китайской медицине. На этом вторая госпитализация благополучно завершилась.