Кирилл Ронед - Бабочкой средь фейерверков

Выглядел он так, будто стоял уже одной ногой в могиле. Неправильно так говорить, но я к тому, что ему каким-то образом удавалось в нее не свалиться, удивительный персонаж. Из него сыпался песок, отваливались куски, но он все равно радовался тому, что с утра все еще может закурить сигарету.

Знаете, у каждого дома есть свой запах, например, в каком-то пахнет жареным луком с майонезом или же перегаром с дешевыми духами. А тут пахло протухшей рыбой, канализацией и куревом. Как бы Ярика ни устраивало, что происходит дома, мы решили половину вещей выбросить на помойку, а другую постирать. То, что было на полу, вымели в подъезд и скинули вниз по этажам, чтобы мусор сам нашел свое место. Пока мы убирались, даже смогли найти еще одну столовую ложку и немного мелочи. Баланс во Вселенной восстановлен: два друга, две ложки.

Нам нужно было расползаться по своим рутинным делам. Но когда мы вышли из подъезда, в трехстах метрах от нас стояли местные районные приматы, одетые в сине-красные куртки с надписью Russia, кроссовки с местного рынка и черные шапки-гондонки, которые даже не закрывали уши. Самый главный из них что-то жевал во рту, переваливался с ноги на ногу и тупым взглядом смотрел на нас, почти как хозяин БДСМ-подземелья.

– Эй, лошары! Сюда ползите! – выкрикнул один из них и демонстративно плюнул себе на ботинок, скорее всего, он не собирался этого делать, просто факт.

Как бы ни хотелось подходить, но встреча с представителями класса коррекции неминуема для жителей провинции. Чем ближе мы приближались к ним, тем яснее становилось, что это отголоски ночи Стаса и «светленькой» за полторы тысячи.

– Ну вы и попали, пидоры. Ваш кореш уже получил по голове за свой поступок, теперь ваша очередь, пидоры, – с неадекватной агрессией и ненавистью прокричал на нас хозяин этой Гели.

Я выдерживал незатяжное молчание.

– Очередь в чем? В том, что наш «дружочек» стал одним из тех горожан, кто ей просунул?

– Да ты охуел!

– Ну да, кишка у тебя тонка лезть на меня, мудак, – после этих слов я со всего размаха зарядил ему в челюсть, и, прихватив Почтальона за куртку, мы бросились бежать.

Так сильно я давно не рисковал! За нами неслись три обезьяны, что-то выкрикивая, падали на голом льду в своей обледеневшей обуви с рынка. У нас с Яриком было преимущество в том, что мы знали в этой местности каждую щель в заборе, каждый проход между гаражей и домов. По итогу все прошло успешно.

Знаете, когда смотришь на этих людей, я имею в виду маргинальные прослойки, возникает насущный вопрос: а зачем они живут? Какая у них мечта? Мечта-то их для меня ясна и понятна. Стать сильнее и круче, чем Вова из какого-нибудь другого района. А вот для чего живут, непонятно. Как будто просто болтаются в киселе, подергивая ногами и руками. Хотя я вот так пишу о чужом предназначении в жизни, при этом сам не определился. Например, Стас живет ради удовольствия и наслаждения. Даже получив по шапке, он все равно не изменит свое влечение к дамам. Деволюб как-никак. Жить ради такого, конечно, стоит, но ради материального достатка – такое себе решение. Вы же не хотите быть, как господин из Сан-Франциско?

История с этим парнями, конечно, на этом не закончилась. Как только мы отдышались, надо было выручать потерпевшего, кто знает, может, он уже мертв вовсе. У этих обезьян один мозг на троих – это надо помнить и знать, как падежи или таблицу умножения. Одна голова там отвечает, в каком направлении двигаться, а оставшиеся две в постоянной битве за право мыслить. Вот такой получается провинциальный Змей Горыныч.

Честно сказать, мы тогда втроем не понимали, какая голова решила, что, если поставить синяк, сломать нос и ухо, – это хороший выход из данной ситуации. Они как будто забыли, за что дрались. Теперь Стас еще более симпатичен и привлекателен для девушки, с которой переспал. Она же ведь на такой контингент парней и направлена.

Товарищ был мудр в этом плане, он это воспринимал как плату, а не как произвол и взбучку без надобности. Это, быть может, с возрастом приходит или с опытом. Я бы после такого обозлился бы как черт и хотел бы вернуть справедливость. А Почтальон бы такое вообще не пережил, слишком уж слабый и тощий был.

Раздражающий и осуждающий голос наконец утих. Прошел страх, пропали сомнения в том, что отсюда можно как-то выбраться. Как я сразу не понял, что это конечная станция? Все же просто.

С течением времени я понимал, что мне устроили какую-то извращенную пытку. Сейчас я остался наедине со своими мыслями. Раньше, когда такое случалось, я просто включал себе музыку. С ней про эти все жизненные запары можно позабыть. Я даже спал под музыку. Что там, что здесь у меня дофамина и серотонина было очень мало.