Кирилл Ронед - Бабочкой средь фейерверков

– Да, так будет лучше, – с немыслимой тупостью ответил он.

– Бу, бу, бабуин, блядь, – передразнивал его Почтальон.

Мы вышли к кассе, оплатили весь товар в тройном размере. Теперь у нас не было ни денег, ни еды – просто класс. Еще надо потерпеть насмешки Юры с Русланом, что мы нормально даже стащить ничего не можем. На этой прекрасной ноте мы наконец разошлись.

Я присел на пол, ноги затекали стоять так долго. Он был невероятно чистый — почти как в операционной. Лишь без кишков и кровавой марли.

– Как только ты начнешь переставлять дамки, это все закончится. Все будет по-настоящему. Щенячья радость, искреннее удивление от каждой мелочи. А под конец сможешь укрыться в замке и дрочить от заката до рассвета. Так ты хочешь теперь?

– Да что-то не сильно уже. Может, есть какие-то другие варианты? – произнес я.

– Ну мы с тобой не на рынке, чтобы торговаться. Я хочу, чтобы сам сказал, что идеально для тебя. За такое время должен же ты успеть понять.

– Сложно сказать, может быть, выше?

– Тенью тоже быть не грех. Ты и так был безучастным. Когда надо было бегом устремиться, иной раз надо было решиться, порой просто осмыслить. Ты что делал?

– Крошил пепел в перевернутые шашки, затем ставил их обратно дрожащими руками.

– Разве это правильно?

– Сейчас я уже ни в чем не уверен.

Я бреду по мокрой тропе в лесу, похоже, это подъем в крутую гору, но я этого совсем не чувствую. Как будто прогулка по золотому пляжу с коктейлем в руке. Лишь бы какой-нибудь одичавший лесник или грибник не зарубил меня здесь. На глазах у скучающих деревьев. Я поднимаюсь к ней, той самой, хоть и ни разу не смог нормально разглядеть ее лицо. Но я знаю, я уверен, что ждет меня там. С каждым шагом вкушаю встречу, представляю этот момент, совсем позабыв об усталости. Перебираюсь через горный хребет. И наблюдаю, как она, девушка, самая лучшая во Вселенной, растворяется в тумане, словно мираж в жаркой пустыне. Откидываюсь назад, закрываю глаза, приказываю себе ждать ее снова тут вечность. Но все равно просыпаюсь в автобусе, который везет меня в дождливый день по протяженному берегу Байкала. В нем только я, водитель и две бутылки светлого пива. Шофер на мой рассказ лишь мычит и говорит, что у меня еще вечность, чтобы встретить ее на той горе.

– Вот так сон, ебать, – сказал я.

Настолько расстроенным не просыпался уже давно. А каково мне, который все это испытывает во сне? Это надо же.

Чем-то мы с ним даже схожи, но у меня нет столько жизней. Две или три, одну из них я потрачу на то, что буду кидать камни в огромное синее море, а если в последней не повезет сделать что-то великое, то придется подниматься на гору. А может, и нет никакой той самой, может, это всего лишь плод воображения? Для того, чтобы существовать, ждать и страдать. Существовать как-то не сильно хочется, следует максимально отсрочить экзистенциальные вопросы, чтобы только лет в сорок сесть на лавочку в парке и сказать самое отчаянное «бля» на свете. А может, и не в сорок. Это никому не известно.

С этими мыслями я отправился к Почтальону, придерживая отяжелевшую голову. Думать, оказывается, очень энергозатратно. Ночью была метель, но от нее остался лишь очень холодный ветер и огромные сугробы. Именно он бродил по этажам, свистел, поднимал пыль, стучал форточками, словно призрак злого деда. Дверь в квартиру Ярика была немного приоткрыта, а за ней сразу то, что осталось от бати, а именно – разбросанные вещи и погнутая ложка. Сам же виновник торжества трясущимися руками размешивал сахар в чае и молча смотрел на меня. Я тоже, по сути, одаряемый, в прошлый раз его батя обещал мне открутить голову, в этот же раз он, скорее всего, зарезал бы меня.

– Ну здравствуй! Как сам? Мне кажется, чем чаще батя приходит сюда, тем меньше становится ложек.

– Зато появляется сахар, – равнодушно ответил мне Почтальон.

– Это – да. Тебе, может, убраться помочь?

– По хуй, меня и так все устраивает… Жизнь эта между наковальней и молотком заебала уже, лишь бы это все закончилось. Смысла в этом уже никакого не осталось, просто какое-то бессмысленное существование. Понимаешь?

Мы стояли и смотрели друг на друга как обитатели разных Вселенных. У него давно были какие-то проблемы, но он о них не рассказывал. Только говорил «хорошо» и не более. Потому что всем все равно, что творится в жизни у мужика, да и больше знать и не надо. Какие у него там трудности, проблемы, – всем наплевать. Главное – результат, а если его нет, то это и не мужик, получается, вовсе.