Лидия Лехмус - Сиреневый туман

– Настёна, она точно твоя? Бог мой, ты похожа на Василису.… Эту… Никулишну или как её там звали, забыл. Ну, которая обрезала свои шикарные волосы, чтобы спасти мужа из татарского плена. Нет, из княжеского…

Сашка отошёл в сторону, прикуривая. Руки заметно подрагивали:– Настёна, ещё один сюрприз сегодня и у меня сердце лопнет.

Она взяла его за руку, повела к реке, усадила на берег и сама устроилась рядом. Долго молча смотрели на воду, потом Сашка тоскливо сказал: – Не я тебе нужен, Настёна. Тебе бы принца арабского, чтобы алмазами усыпал. – Она весело отозвалась:– Быть сорок пятой женой?! За что ты меня так, Сашечка?

– Хочу быть единственной, или ты уже передумал?

Он долго смотрел в её глаза: – Я же говорил, что ты колдунья. Глаза у тебя зелёные, как вон те ёлочки, даже голова кружится. А принц… Лучше ему не появляться в радиусе ста пятидесяти километров, а то не заметит, как в пятак схлопочет.

Дружно рассмеялись, и опять стало всё просто и хорошо. Сидели и болтали обо всём и ни о чём, только Сашка держал уже не её ладошку, а косу. Гладил, расплетал, складывал на ладони пушистой горой и даже нюхал.

– Настёна, чем ты волосы моешь? Пахнет…. Сердце заходится.

– У тебя сердце, а у меня в животе бурчит, я есть хочу, – сердито сказала она. Сашка охнул, подскочил и затрусил к костру.

– Сейчас, душа моя, всё готово, только разогреть.

Настя, глядя, как он ловко управляется с хозяйством, думала, что его родители, должно быть замечательные люди, если сын золотой.

– Смотри, что я нашёл для тебя, – на широкой Сашкиной ладони лежали несколько сочных, крупных ягод малины. Она губами осторожно сняла их по одной и нежно поцеловала ладонь. Сашка растерянно моргнул, а Настя звонко рассмеялась: – Сашечка, если этой ладонью да по носу принца…

Он хмыкнул: – Да бог с ним, с принцем. Садись быстрее, кормить буду.

И он подсовывал ей лучшие кусочки, командовал: открой рот. Она смеялась и тоже что-то совала ему. Бродили по лесу, набрали грибов и разложили на крыше избушки сушить, а сами валялись под лиственницей в тенёчке и болтали.

– Настёна, распусти волосы, так хочется посмотреть!

– Ну, нет! Я их потом не соберу. Знаешь, Сашечка, как они мне надоели! Я бы давно обрезала, мне тоже хочется походить со стрижкой, как все, но я боюсь. Девчонки на работе по целому часу возятся с укладкой, а я не умею, вот и боюсь ходить чучелом.

– Настёна, – свирепо таращил глаза Сашка, – поклянись, прямо сейчас поклянись никогда не трогать косу без моего согласия! А его ты не получишь ни-ко-гда! Ни от живого, ни от мёртвого.

– Не буду! Не буду клятвы всякие давать, ты глупости болтаешь!

– Настёна, я до следующего воскресенья молчать буду, только поклянись!

И она клялась, а он просил ещё раз пообещать, на этот раз точно. Она смотрела на него и думала: сто лет проживу с ним, но и тогда не насмотрюсь. Такие лица с возрастом становятся ещё привлекательнее. Годам к сорока-пятидесяти Сашечка станет неотразимым мужиком. В груди сладко что-то замирало: это мой мужчина! В его руках сильных, нежных и уже родных так спокойно и безопасно. Боже мой, какое это счастье, когда спокойно и безопасно! Если он меня бросит, я умру!

– Настёна, – он наматывал косу себе на шею, – мы с тобой доживём до старости, у нас будут внуки, но ты будешь самой красивой бабушкой на всём белом свете. Мужики и тогда будут сворачивать себе шеи, глядя на тебя. А если не будут, сам сверну, чтобы смотрели, кто мимо идёт.

Не удержавшись, она пальчиком трогала его брови, обводила его губы, ладошкой трогала его колючую щёку. Он бормотал: – Опять отросла, чёрт! Утром же брился, – и целовал ладошку, потом просил ещё и другую. Сам он не мог пройти мимо, чтобы не прикоснуться к её руке, косе, плечу.

– Настёна, теперь я понимаю, почему ты всё время в тёмных очках, платке и балахоне. По нашим улицам тебе ходить проблемно. Что за жизнь!

– Настёна, у тебя глаза, как у инопланетянки. Такого глубокого зелёного цвета… Я читал, что в природе таких не существует.

– Да, знаю. Это патология. Значит я урод.

– Кто у тебя родные? В тебе, наверное, течёт княжеская кровь. Я, правда, в жизни не видел ни одной княгини, но думаю ты – вылитая. Такая… гордая посадка головы, фигура.… Пока толком не видел, но под балахоном, сдаётся мне… Афродита от сраму, пусть прикроется тряпочкой. Хотя нет, где-то читал, княгиня должна быть статной, а ты… Ты хрупкая, вот!

– Посадка головы, Сашечка, это оттого, что коса тяжёлая. А на работе я вынуждена её закручивать на затылке, не могу же ходить растрёпой. Знаешь, сколько надо шпилек, чтобы удержать это чудовище?! К вечеру хочется снять скальп. Ну, а что касается хрупкости.… Это не по адресу. Смотри!