Владимир Дукельский - Итэ Дэ. Сказки о слонах

Из названия может следовать то, что слоник был один и ходил один. То есть, вот есть другие, и есть он, и он слоновий мизантроп, и он литературный одиночка, ставящий перед собой сверхслоновьи задачи и страдающий за какие-то немыслимо высокие идеалы, и у него, якобы, свой Путь с большой буквы. Но это не так. Это сам он с большой буквы, а пути у него были обычные. И грустный слоник ходил со всеми, с той лишь разницей, что другие слоники были более-менее или хотя бы периодически веселыми, а Круглый слоник всегда-всегда был грустным. Давайте для удобства звать его Круглым слоником. И еще попрошу не путать его грусть с вечно унылой маской скучных и обиженных на жизнь персонажей. Прелесть нашего слоника в том, что он был как-то по-умному, оправданно, заслуженно грустен – тем и привлекал назойливое внимание остальных. Всем хотелось разгадать его тайну, его правду.

Стояло черное, теплое лето, с дымкой и всеобщей медленной безмятежностью. Слонов было много, но Кристина в особенности симпатизировала Круглому слонику, раз за разом замечая, что он грустит. С остальными слонами она учтиво и открыто здоровалась – и тут же, безвозвратно заскучав, шла искать своего любимца. Остальные, то есть, слоны не ее типажа, с утомительным постоянством продолжали ей попадаться в процессе поисков. И до, и во время них, при том, что Круглый слоник и не думал кокетничать, путать карты и садистически прятаться.

Всякий раз она имела с собой подарок, сюрприз, либо насущный, либо символический.

– Ты мой умный, любимый и нужный, – приговаривала Кристина, неся ему чай с лимоном в большой супнице. – Раньше какао любил. Ничего. Будет и вкусненький «Несквик» для слоников. Вот скоро жениха моего пришьют, мочканут, как пса, или сам откинется, и будет всё… будет. Чаще буду ходить – вот это точно!

Круглый слоник покорно пил, признательно и добросердечно поглядывал на кормильца, но грусть из всего его облика не устранялась.

– Скоро принесу яблочки. Слоник же любит яблочки? И сливочки, – Кристина забывалась, глядя на всю эту беззащитную сосредоточенность Круглого слоника. Хотелось никуда его не пускать, запереть где-нибудь и украдкой любоваться.

– Ты мой слон изначальной грусти.

Покидая его, иногда она рыдала, но чаще смеялась чистым, почти блаженным смехом. Ведь впервые за долгие годы, а может, за всю жизнь, ей было куда приходить, и это место не навевало скуку, потому что оно все время менялось – потому что Круглый слоник все время перемещался, этого самого места себе как раз не находя.

Зато они с Кристиной находили друг друга.

Находили друг друга, как выяснилось, еще вот почему.

– Я же тоже слон. Какая разница, в каком обличье, – сказала она однажды.

Кристина попросила слоника чуть-чуть склониться, приблизила руками к себе его хобот и аккуратно поцеловала.

– Когда слон целует слона, в небе не гаснет луна, – мечтательно произнесла Кристина.

Она свернулась вокруг шершавой ноги Круглого грустного слоника и уснула обычным, тихим сном. Она улыбалась, она улыбнулась, пожалуй, впервые за много лет. И правильно. Ведь с тех пор, как она подружилась с грустным слоником и признала в себе слоновью сущность, она имела моральное право улыбаться при нем только во сне. Чтобы не смущать его грусть, чтобы не дразнить лишний раз красивой улыбкой.

Слоники дружат.

Красивый Полино-слон вторую ноябрьскую неделю хворал. Недостаток дневного света и простуда переполняли его понуростью, тревожностью, ему хотелось исчезнуть в полуголом парке, но листьев уже не было, одни смертные сучья торчали клыками и пиками в разные стороны, парк не прячет, а без должного уровня театрализации зачем же пропадать?.. Сутуло и расстроенно он бродил по проспекту Ветеранов с абсолютным равнодушием к тому, улицу Солдата Корзуна он сейчас пересекает или улицу Партизана Германа. «Я так безнадежен, что это еще цветочки. А закончится всё наверняка проспектом Народного Ополчения, ягодками, блин», – бормотал красивый Полино-слон, не пуская собственные звуки вперед холодного хобота, не позволяя своим словам стать публичными. Платок, небрежно покрывавший его голову, едва заметно подпрыгивал при ходьбе, но был верен, никуда не съезжал.