Ромета Баева - Поколение Lost

Озадаченно пощипывая коротко стриженную аккуратную бородку, он некоторое время с любопытством разглядывал весьма неоднозначный экспонат мутноватыми, неопределенного цвета глазами. Потом, покосившись на Валентину, достал из кармана черного пиджака строгого покроя замшевую салфетку и, старательно протерев стекла очков с дорогой оправой, снова уставился на странную конструкцию.

Произведение искусства представляло собой обычную вешалку для одежды, имевшую в качестве опоры две разновеликие ноги: одна была обута в изысканную туфельку из красной замши на высоком каблуке, а другая – в дырявый резиновый сапог. На верху конструкции каким-то чудом держалась стеклянная емкость – в ней бодро копошились крупные опарыши.

Поскольку постижение смысловых модификаций и игры значений данного арт-объекта оказалось для обоих зрителей неразрешимой задачей, Шрайбикус и Валентина почти одновременно потянулись к программкам и, узнав, что инсталляция называется «Моя рыбонька», переглянувшись, расхохотались от души.

Они соприкоснулись рукавами, и, хотя тяжелый шар земной устоял и не уплыл под ногами, между ними проскочила пресловутая искорка. Тусклые глаза ценителя прекрасного, будто два пруда, затянутые бурой тиной, одобрительно остановились на слегка перезрелой фигуре зрелой женщины:

– Вообще-то, образ насекомых как символ гниения и разложения присущ творчеству многих художников, так что инсталляция смотрится довольно органично… Но мне гораздо ближе Рубенс или Кустодиев…

С облегчением оторвавшись от созерцания неприглядной морды модернизма, они покинули выставку и, мило беседуя об эстетических отношениях искусства к действительности, направились к дверям. Анжела, колоссальная, как статуя Свободы, триумфально вскинув руку, радостно встретила их у выхода и, пока мужчина толкался у гардероба с номерками дам, шепнула подруге:

– Еле – еле нашла туалет, надеюсь, это была не инсталляция… И где ты эту рыбку поймала? Ну, чистый Шрайбикус!

– Жаль, ты «Рыбоньку» не видела, – засмеялась Валентина.

С трудом пробившись с верхней одеждой сквозь толпу представителей бомонда и остального народа – преданных подданных авангарда, Шрайбикус галантно помог одеться дамам: на бойца нефтегазового фронта накинул невесомую, легкую, как пух, длинную куртку из золотистой шерсти, а на Валентину надел видавшую виды, но весьма ухоженную норковую шубку. Облачившись в дорогое на вид черное пальто свободного покроя, он запоздало протянул маленькую холеную ладошку сначала Валентине:

– Извините, я не представился. Карп.

– Карп, – повторил он, подавая руку Анжеле.

Анжела издала какой-то сдавленный писк, уткнувшись в золотистый ворот куртки и, отпустив похожую на плавник крошечную ручку, переспросила:

– Зеркальный?

Скользнув взглядом по ее основательным телесам, Карп, помолчав, парировал:

– Обувь на заказ шьете?

Анжела испуганно округлила глаза, сраженная отнюдь не сарказмом Карпа:

– Ой, мамочки! Моя сумка! Забыла в туалете!

Анжела побежала наверх по старинной лестнице, грозившей рухнуть под ее тяжестью, топая, как гигантская птица Рух, мифическая пожирательница слонов.

Через пару минут Анжела появилась на верхней ступеньке, раскрасневшаяся, торжествующая, и прокричала:

– Нашла! Нашла!

Нежно прижимая к себе сумку в виде книги с изысканным переплетом, она запахнула свое золотистое одеяние и взяла Валентину под руку.

– Там, наверное, документы? – вежливо спросил Карп, разглядывая принты в виде серебристых мух на широкой застежке сумки.

– Да какие документы? Эта сумка из последней коллекции Гуччи! Кучу денег стоит!

Карп удивленно округлил рыбьи глаза, переваривая уплаченную за сумку сумму:

– Да вы пустили «Газпром» по миру с сумой…

Глава 5

На промозглом ноябрьском ветру быстро улетучилась легкая контузия, вызванная стоимостью заурядного аксессуара, и широким гусарским жестом он предложил отметить знакомство и обмыть потерянную и обретенную вновь вещицу в одном уютном местечке.

Уютное местечко представляло собой фешенебельный ресторан с дизайнерской мебелью, люстрами в стиле модерн и живой джазовой музыкой. Изучая ассортимент предлагаемых блюд, Анжелка весело болтала в предвкушении праздника живота, но Валентина, краем глаза глянув на ценники, растерянно умолкла.

Однако Карп чувствовал себя как рыба в воде. Он явно хотел показаться одним из тех, кто может себе позволить читать меню слева направо, как новый американец, бывший ленинградец, променявший бледное очарование Северной Пальмиры на сияющий город на холме – столицу мира.