Ромета Баева - Поколение Lost

Валентина, обладавшая если и не такой очевидной красотой, то бесспорным обаянием, даже не заметила вероломства парня, приведенного Анжелкой ради нее, – она уже прочно увязла в зеленоватой топи продолговатых скифских глаз его приятеля-спортсмена. Сердечное томление, давно теснившее младую грудь пятого размера, как-то незаметно, вдруг, вызрело в невыразимое чувство – нечаянно нагрянула любовь…

Окончив университет, Валентина вернулась по распределению в свою школу. Скромный работник педагогического труда, обучавший ее азам чужого языка, уже наслаждался радостями еще более скромной пенсии, и Валентина с усердием отличника-ботаника принялась за принудительное онемечивание школьного поголовья, отдавая все силы и здоровье этому увлекательному занятию. Но в глуши забытого селенья, занятого больше житейскими заботами и трудами, ее безотрадная страсть к Сане разгорелась еще пуще… О сердце, разорившийся банкрот!

Так совпало, что именно в это время страна, бурлившая, как изношенный до крайности паровой котел, пала на радость всему западному миру, падкому на распад враждебных территории. Согласно топавший в заданном направлении народ – безглазный и безгласный, как сокрушался известный бард, во всем, кроме тембра голоса, совпадавший со своей фамилией, – этот самый народ с изумлением всмотрелся в нечеловеческое лицо социализма, построенного с таким трудом, и, расстроенный его явной нефотогеничностью, затосковал. Дружественные дотоле страны вкупе с населением братских республик – четырнадцати любимых сестер – с невиданной прыткостью бросились наутек из социалистической коммуналки, дабы не быть раздавленными рухнувшим колоссом. В результате этих небывалых геополитических сдвигов обе части Германии, разделенной ввиду последнего неудавшегося блицкрига, кинулись в объятья друг другу после более чем сорокалетней разлуки.

Империя рухнула, и взорам обитателей ее бесприютных обломков явились чудеса демократии, рыночной экономики и долгожданной свободы, на поверку оказавшиеся дарами коварных данайцев. Социальные потрясения обернулись сокрушительной невостребованностью профессии учителя вообще и немецкого языка в частности. Наслышанные о кооперативах, рэкете и прочих методах быстрого обогащения, дети отказывались углубляться в запутанные формы перфекта и плюсквамперфекта и со смехом отворачивали от настырной училки лица, не опечаленные умножающими скорбь знаниями.

Не понаслышке испытав на себе безысходность переходного периода, Валентина решила поискать счастья в столице.

Так, в одно не очень прекрасное пасмурное утро в свои двадцать семь лет она оказалась в толпе других провинциалов – ловцов удачи – под гулкими сводами Казанского вокзала, привезя в дар мегаполису нетронутую пыльцу невинности и неподъемный груз знаний, не имевших никакого практического приложения…

Глава 3

Одолев незатейливый набор искомых цифр кодового замка, Валентина вступила в затхлый сумрак подъезда, пропахшего плесенью, кошками и вездесущими бомжами: лица без определенного места жительства каждую ночь каким-то образом беспрепятственно проникали в теплое нутро помещения общего пользования и, уютно устроившись под раскаленными радиаторами центрального отопления, спали крепким сном не ведающего кишечных колик младенца.

Хотя еще в лихие времена первоначального накопления капитала, когда подъезды стали местом не всегда мирных наездов подозрительных субъектов, жители скинулись скрепя сердце и поставили кодовый замок, оградив себя от споров и раздоров нежелательных лиц. С тех пор записанная аккуратным почерком комбинация заветных цифр хранилась в кошельке Валентины на случай внезапной амнезии, занозой сидевшей в голове, но иногда в кошмарах, сопровождаемых обильными слезами и особенно сильными приливами, она видела долгие одинокие бдения перед неумолимой железной дверью.

Оказавшись наконец в передней своей двушки на втором этаже, Валентина, скинув норковую шубку, верой и правдой служившую ей уже много лет, бережно повесила ее на плечики, поставила сапоги в угол, предварительно стянув с них зеленые носки для стирки.

Бросив опасливый взгляд в мистическую глубину освещенного двойным бра зеркала, увитого по краям бронзовыми пучками неизвестного растения, она увидела в тусклом овале удручающе зрелое лицо с обреченно-тоскливым выражением женщины с так называемым ищущим взглядом.