Ромета Баева - Поколение Lost

Кроме мамы и дочки, двадцатилетней Карины, были приглашены несколько соседей и подруга дней ее суровых одноклассница Светка, ничуть не изменившаяся за прошедшие годы.

Все больше распаляясь от паленого спиртного, мужчины горячо толковали за жизнь исключительно на своем наречии, упорно игнорируя гостя и общепринятый язык межнационального общения. Объявленный дипломату вотум недоверия Валентина вынужденно проигнорировала: Карина, студентка филологического факультета местного вуза, только что «похвасталась» наличием жирного хвоста по зарубежной литературе.

Преподавательница, молоденькая аспирантка, ценительница Гете и Гейне, возжелав большой и чистой любви, залетела от залетного студента-африканца и укатила с ним на черный континент, как оказалось, в качестве третьей жены. А отношения с новым преподавателем, которому срочно требовались средства на возведение трехэтажного дома в элитном районе столицы республики, не задались с самого начала…

Горцы без стеснения угорали, глядя на столичного гостя, который потел в черной пиджачной паре из лондонского магазина «Харродс», как белая ворона, в то время как остальные приглашенные демонстрировали полное пренебрежение к дресс-коду.

Карп благоразумно воздерживался от употребления горячительных напитков, но чувствовал себя, как ступивший на враждебную территорию бедолага Кук, скушанный впоследствии симпатягами-аборигенами.

Не секрет, что кавказцы кое-где у нас порой демонстрируют необъяснимое пренебрежение и даже наплевательское отношение к правилам приличий, принятым в чужих культурах. Положа руку на сердце, и на свои скрижали они могут положить при условии, если заснеженные вершины Главного Кавказского хребта находятся вне зоны видимости.

Справедливости ради следует добавить, что и на явную демонстрацию горцами дружелюбия противоположная сторона отвечает со всей возможной сдержанностью – по принципу, точно подмеченному местным философом: любить люби, но на взаимность не рассчитывай.

Но ради друга – независимо от его национальности – горец может свернуть горы.

Улучив минуту, Валентина подсела к Карпу:

– Ну как ты?

– Амбивалентно, Валентина, – вздохнув, шепотом ответил он, дабы горячий, как известно, народ, который здесь живет, не обвинил его в использовании неприличных выражений в своем доме.

Когда из широко распахнутых дверей ветхого родительского дома раздались залихватские звуки лезгинки, способные поднять на ноги любого кавказца, даже мертвого, гости, отставив бокалы с ромом местного разлива, вскочили и, неистово хлопая, встали в круг.

На середину импровизированной сцены вылетел, блистая взорами, внук соседки Лауры, и принялся выделывать длинными стройными ногами такие антраша, что достославным балерунам больших и малых академических театров оставалось только нервно курить в сторонке свернутые дрожащими руками козьи ножки.

Карп смотрел на эти припрыжки, каблуки, усы, и в тусклых рыбьих глазах потомственного столичного жителя и рафинированного интеллигента явственно читался классический приговор танцорам: и дикий же народ эти дети гор…

Получив консульский патент, Карп один улетел на край света. Валентина должна была закрыть сессию, но в перерывах между экзаменами и зачетами с воодушевлением закупала легкие платья из ситца, которые, несомненно, будут носиться там, где под знойными небесами знойные красотки в бикини, томно прикладываясь к мартини, внимают сладострастным стонам гитары или, бешено вращая смуглыми бедрами, танцуют мамбу, румбу и прочие ча-ча-ча.

Однако рука судьбы вела ее иным путем.

На приеме в честь утверждения консульского состава случился неприятный казус – заслуженный посланник второго класса явился на дипломатический раут в состоянии крайнего похмельного недомогания.

Накануне, дабы случайные собутыльники в баре не сочли его слабаком и презренным подонком, Карп поднялся с ними до горних высот непустячной бездны. Это балансирование на грани объяснялось данью уважения ментальному собрату, чья хрустально чистая душа неизменно рвалась в обетованные Петушки, в то время как бренное тело самозабвенно упивалось комсомольскими слезами, сатанея от непрерывного и надрывного пития.

О, эта утренняя ноша в сердце!

Ощущая каждой клеточкой страждущего организма иссушающую жажду, задыхаясь, Карп рванул душившую его бабочку и, не удержав измученное тело в равновесии, в полном соответствии с законом всемирного тяготения, грузно грохнулся на паркет – это позорное падение стало началом упадка в отношениях со страной пребывания и заката его собственной карьеры. Задев на лету тонконогую хрупкую консоль, неумеренный потребитель алкоголя уронил и разбил вдребезги бесценную вазу эпохи правления последнего властителя майя Чан Кавиля ll, ниже плинтуса уронив при этом престиж своей страны.