Н. Пушкарёва - Мея

– Я и есть девчонка! – смело выкрикнула Мея и повернула в сторону дома. – Сам ты ничего не понимаешь! Гром чёрным не бывает!

– Бывает! – выкрикнул Павка, вслед Меи.

– Не бывает! – отозвалась она, сворачивая в переулок и понимая, что ей становится страшно от тёмной ночи, хотя и освещаемой луной. – Ночь бывает чёрной!

– Вот и иди по своей чёрной ночи! – с досадой крикнул Павка, уже слабо различая силуэт Меи.

– И пойду! – пробубнила Мея, уже совсем не радуясь этому вечеру.

Дойдя до дома, она очень сердилась на Павку. Всё её тело пробивала дрожь. Ужасно тёмный вечер и не покидающее чувство, что за ней кто – то идёт всю дорогу, напугало её так, что она решила никогда больше не разговаривать с ним. За этот короткий, но в то время казавшийся безумно долгий и страшный путь, Мея клялась себе, что даже встречаться не будет с ним.

Тогда она не знала, что это Павка шёл за ней, провожая до самых ворот. Он злился на неё за спор, но в то же время ни за что не мог отпустить идти по тёмной улице. И уже ближе к ограде хотел подбежать и попрощаться по -обычному, но Мея дойдя до дома, гордо и сохраняя видимое бесстрашие, спокойно зашла в ограду, а потом пулей залетела в избу.

Не отводя взгляда от бабушки, я видела перед собой картинки её рассказа. Мысли о Никите исчезли, а нелепые ссоры с лучшим другом, Тимуром, перемешивались с её рассказом и, казалось, водили один и тот же хоровод.

– И что помирились потом? – с замиранием сердца спросила я, полностью захваченная её историей.

– Помирились. – с улыбкой ответила она. – Как же не помириться?.. Если ты действительно нужен человеку и дорог, то он всегда будет рядом. …Пусть даже и за сотни километров.

– Ты снова про Никиту намекаешь? – спросила я, глубоко вздохнув и глядя вдаль на дерево.

– Нет. Даже не думала про него. – серьёзно ответила она, немного нахмурив брови, словно и не знала, кто это такой. И в тот же момент её лицо озарила маленькая улыбка и тепло воспоминаний. – Павка на следующий же день с раннего утра ждал меня у ворот. Помню, как сейчас, что он извинялся и говорил, что не прав. И если я захочу, то могу назвать его Грома по – другому.

– И ты назвала? – расширив глаза и с небольшим удивлением спросила я.

– Нет, конечно. Гром действительно был чёрным, как гроза. – с улыбкой ответила она. – Он вырос статным жеребцом, как и говорил Павка. Был самым быстрым в табуне. Красивым, сильным, смелым, непобедимым, верным и умным.

– Вот с ним – то он точно никогда не расставался. – улыбаясь произнесла я и начала медленно покачиваться, представляя в голове образ величественного коня.

– Да. Казалось, что Гром больше не может жить без Павки, чем он без него. – добавила она, и её голос снова наполнился грустью. – Когда шёл второй год войны, Павка отдал его в колхоз. Но он всегда ломал изгородь и приходил к ним домой в стойло на ночь.

– Ничего себе! Дак он прям умный был. – удивившись, произнесла я.

– Не то слово умный. – продолжила она. – Умный и сильный, как его хозяин. Когда я жила у тётки, Павка всё – равно прибегал ко мне. Хотя тётка жила в соседней деревне, в семнадцати километрах от нашей. Его не останавливало расстояние. Раз, а то и два раза прибегал на неделе. Пешком. …помню зимой забегает в избу босиком. Трясётся от холода. А на самом – то те же старые штанишки, рубаха, и из тёплого только телогрейка. Тётка Дуня раскричалась на него, а он залез на печку и смотрит на меня. …И улыбается так, как будто его мой взгляд греет больше, чем жар печи.

– А зимой – то почему босиком? – снова не понимая, спросила я.

– Валенки его отец спрятал. Не хотел пускать ко мне. – с улыбкой и сожалением продолжила она. – Я той зимой сильно болела, и Павка тоже заболел. Может, и я заразила. Его родители не пускали ко мне недели две, а он всё – равно убежал. Босиком. …Спасибо, Грому! Умный был. Он же его догнал за деревней. Хорошо хоть на нём проехал пол пути. А так бы, наверное, замёрз по дороге.

– Обалдеть! В мороз, по снегу, босиком… – не веря, с расстановкой произнесла я. – Написал бы что ли. Зачем идти то?..

– Куда написал бы? – усмехнувшись, спросила она. – На деревню дедушке? …телефонов не было, как сейчас. Смс не отправить. А письма долго ходили. Военная почта была на первом месте.

– Так сильно любил значит тебя? – снова спросила я. – Босиком, зимой, да ещё и сам болел.

– Любил, наверное. Иначе и не скажешь. – ответила она. – Пусть и маленькие были тогда, но любовь была такой, как к человеку, в котором жила твоя душа. Сначала, наверное, была дружеская любовь. Потом видимо выросла больше. …никогда не забуду его горячий взгляд, в тот момент, когда его тело сотрясал леденящий озноб. У меня ужасно болело горло, и я не могла сказать ни слова. А он улыбался мне так, словно я ему рассказывала что – то, греющее душу.