Марита Мовина-Майорова - Дорога в детство… Мои Друскеники. Двадцать лет спустя. Весна, 2004

И он знал это.

У неё даже дух захватило!

Да, там, в конце березовой аллеи, стоял он. Тимков. Толя. Ее любимый.

Белые стволы берез отсвечивали солнце так, что слепило глаза. Или это только казалось ей? Потому что на Анатолия ей было трудно смотреть – так неистово она любила его.

Зеленые ветви этих сказочно красивых берёз, в самом деле, были кудрявыми. Очень кудрявыми. Или это тоже только казалось ей? – потому что счастью ее не было границ.

Вся направленность аллеи – прямо к нему!

Все движение аллеи – прямо к нему! Или это только казалось ей? – так стремилось ее сердце к нему.

Он шел к ней. А ей казалось, что он застыл там, где так внезапно появился. Или это только казалось ей? – так хотелось ей остановить это прекрасное мгновение.

Он приближался к ней, и ей казалось это его приближение приближением ее СЧАСТЬЯ.

Но счастья так и не случилось. И это – целая отдельная повесть.

СТАРЫЙ ПЛЯЖ. Гуашь.

…В тот год произошло еще одно событие, оставившее свой след в душе Миры.

По городку стали ходить слухи, что в начале осени к ним приедут киношники. И будут снимать польско-советский или советско-польский художественный фильм. Про войну.

Это было невероятно! К ним, в их маленький городок – и киношники! Да еще и Советско-польские!

Кто-то поверил в это. Кто-то посчитал шуткой. Кто-то решил, что, может, пару эпизодов и снимут у нас, но, чтобы целый фильм! Нет. Чем так примечателен наш курортный городок, чтобы снимать в нем кино?

Как же мало ценим мы то, что имеем! Как же «замыливается» у нас глаз на красоту! И особенно, если эта красота – наша собственная, если она принадлежит нам, и считается, что так будет всегда. Так и жители городка перестали замечать его уникальность, уникальность и неповторимость его окрестностей. Только приезжие восхищались этим. Да и я сама, только когда уехала из него, начала видеть сказочность и неповторимость моего города.

Он стал сниться мне. И, просыпаясь, я ощущала сосущую тоску в сердце. Тогда я и осознала наконец, что самое дорогое моему сердцу, находится там и навсегда там и останется.

…И только живя вдали от него, я начала понимать и видеть в полной мере красоту его и уникальность…

А тогда все мы считали свой городок заурядным, надоевшим нам своей крохотностью и до слез знакомыми всеми-всеми лицами жителей. Все знали всех и обо всех. Это было нестерпимо противно. Частная жизнь каждого была на виду у всего городка. Для нашей юности это было не самое подходящее положение. И потому – в силу всех этих вышеописанных обстоятельств – новость о киношниках была хотя и интересная, но слишком невероятная, чтобы в нее по-настоящему поверить.

И, тем не менее, они приехали.

И стали снимать фильм. Про войну. «Зося».

И снимали, конечно, в окрестностях нашего городка, в сосновых лесах.

СКАЗОЧНОЕ ОЗЕРО ДЕТСТВА. Гуашь.

…Озёрный край – её родной городок – посередине которого, прямо в центре, лежало озеро. Она любила брать лодку и одна часами медленно передвигалась по его глади, то загорая или упражняясь в искусстве быстрой гребли, то останавливалась, наклоняясь над водой, и стараясь увидеть дно. Этого никогда не получалось, так как озеро, хоть и маленькое, было очень-очень глубоким, и всё дно его выстилали водоросли, поднимавшиеся к самой поверхности. Потому увидеть его было просто невозможно. Но, несмотря на это, она периодически с завидным упорством юности склонялась над водой и пристально всматривалась вглубь. Ей казалось, что взгляд её вот-вот достигнет самого дна, прорвётся туда, и она узнает какую-то великую тайну.

Зимой озеро превращалось в потрясающего размера каток, и надо было успеть прокатиться по нему на коньках до первого снегопада, потому что было что-то сверхъестественное и мистически завораживающее в этом огромнейшем пространстве изумительно чистого прозрачного льда. Теперь, когда под его хрустальной неподвижностью водоросли приумялись и легли, сквозь неё было видно дно, до которого летом взгляду невозможно было добраться, мелкая рыбёшка, застыв в последнем живом движении, остекленела в её прозрачности, гирлянды пузырьков так и остались пузырьками, превратившись в лёд. Но удивительнее всего был звук, рождённый соприкосновением стали лезвий коньков с безупречно чистой и абсолютно прозрачной гладью льда. А вечером… вечером она стояла на коньках у кромки берега, а огоньки фонарей едва мерцали далеко наверху на улицах городка… и всё озеро было погружено в синеватый полумрак синего тёмного неба с яркими точками звёздочек. Тишина на озере стояла доисторическая… И вот она начинала медленно чиркать коньками, скользя по льду. Её чирканье рождало отклик во всем озере, проникая на самую глубокую глубину. Когда она останавливалась в центре озера и ударяла по льду остриём конька – начинало гудеть все озеро! Проделав это несколько раз, она вихрем неслась по озеру – и постепенно от ударов коньков озеро начинало гудеть – всё озеро одновременно, как один большой лемех! Восторг наполнял её сердце! В этот момент она была единовластной хозяйкой этого природного Великана! Он отвечал ей! Он подчинялся ей! Он соглашался с ней! …Подъезжая к кромке озера, она постепенно замедляла бег, и озеро умолкало… Она садилась на берегу, глядела в тёмно-синий простор перед собой и слушала эту тишину.