На кассе из-за сиреневого вирусоуловителя (модного, скорее всего, и дорогого – с клапаном наподобие клюва попугая) кассирша невнятно проквохтала:
– Пока не приведёте себя в порядок, гражданин, обслуживать не буду.
Тимоха оторопело («…в какой ещё порядок?!») покосился на затянутых в марлю стоящих за ним посетителей и торопливо вынул из кармашка свою беленькую маску, при этом подумал: «Ладно, за перчатками не погнали…»
Ворчливо заметил всё же, из справедливой вредности:
– Почему у вас одна касса работает? – Оглянулся, пальцем посчитал: – Из четырёх – одна! Саботаж? Остальные кассиры завирусели, что ли? Нехорошо-с… Заведующую вызвать?..
Самая первая встреча
У своего подъезда Тимоха невольно заглянул в лицо вышедшей женщине: «Краля… выше меня, интересно?»… обернулся, забыв, что намеревался придержать дверь, чтоб не набирать код:
– Прошу прощения… Вы не курьер? – сделал шаг на сближение, невольно желая померяться с незнакомкой ростом, и с удовлетворением отметил: «Вровень…»
– Да… а? – женщина, наоборот, сделала запоздалый шаг в сторону. – …то есть нет. Живу здесь. С недавнего времени. А что?
– Просто подумал, раньше прибежал… То есть, наоборот, позже… И курьер… то бишь вы… думал… не дождались, уходите…
– А, поняла, поняла… – наморщила женщина лоб и даже помотала слегка головой.
А у Тимохи продолжался неконтролируемый выплеск:
– А вы, случайно, не банкир?
Женщина погладила кончиками пальцев подбородок и сотворила на лице непонимание: что-де за вопрос? – и бровью этак пошевелила.
Тимоха смутился:
– Извините… не знаю, почему спросил… глупо, да?
– Медработник я. И зовут меня Алиса… это предупреждая ваш следующий вопрос.
– Спасибо!
Забежав в распахнутый лифт («Тих-тиби-тох-тох-тох!»), Тимоха, с усмешкой поглядел в треснувшее зеркало и подъелдыкнул сам себя: «Запыхался?.. желаете значительным быть, сэр!.. Да? Курьер к нему, понимаш… с депешей!.. Но, простите, он дождался бы… сразу не посмел бы отчалить!.. раз такой ты значительный… Да и созвон был наверняка… А?»
Лифт двигаться не собирался, стоял себе и ни намёка на расторопность.
Испуг
Иногда что-то незаметно смещается в житейском восприятии, даже после мелочи какой-нибудь – психика устаёт вроде как внезапно, рывком. Согласимся, бывает. И внезапно всё вокруг представится несуразным, незнакомым, незнаемым вообще. Да, нет?
И вот ещё что явилось на ум: оно, конечно, произносить «Тимоха» удобнее, поскольку экономнее, а главное, теплее, приватнее, приветнее, однако чересчур всё ж запанибратски, не солидно с нашей стороны по отношению к персонажу: всё же Тимофей Емельяныч человек взрослый и кое-что в жизни повидавший. Поэтому остановимся на усреднённом варианте: «Тимофей» – так оно получше как-то! – а?.. Ну или Тим. Вот и пусть будет…
…Тимофей услыхал голос сверху, жалобно-игривый:
– Лен, не пора ли нам пора, что мы делали вчера?
– Чё ещё?
– Да потрахаться, чё.
– Отвали, дурак!
– Хо! Вчера был умный, а нонче дурак?
– И так бывает.
– Думаешь? А вот интересно, для чего ты думаешь?
– Чтоб не быть такой дурой, как ты.
Тимофей останавливается, пережидая тревожно забившееся сердце (он узнал голос дочери), затем продолжает подниматься по лестнице дальше, но теперь с опаской посматривает вверх.
– Ах вы, гады-лоботрясы, – шепчет, – уложить вас на матрасы, надавать вам по мордасам, шелкопёры – тра-та-та…
При этом невпопад соображает: «Почему мне постоянно снится этот странный сон: не сумел закончить институт. На самом деле я ж закончил. Ведь угнетает. Мы подскочим и помчимся… на оленях утром ранним?..»
Тут звучит неожиданно и неприятно:
– Сделать удобоваримым! – как давно употребляемое словосочетание – чётко, выразительно, смачно, точно что-то к чему-то припечатали. И немедленно захотелось узнать: чей это голос такой противный, и понять, про что, собственно, речь. И Тимофей, достигнув второго этажа, заглянул в комнатку консьержки, машинально мазнув глазом незнакомую табличку на двери: «Засунутый Евлампий Изидорыч». Озадачился, неловко пытаясь увязать понятия «консьержка» и мужское имя Евлампий. «Чудо-юдо… Консъерж вместо?.. Привратник? Он… кто-о?!.»
Услышав какое-то шебуршание позади себя, быстро обернулся и увидал на подоконнике межэтажного окна тощего паренька – тот, как прищепкой, замкнул свои губы большим и указательным пальцами: молчу, мол, помалкиваю себе в тряпочку.
Читать дальше