Тимур Максютов - Офицерская баллада

Очумелый Марат перепутал дорогу и уперся в бетонную стену, огораживающую гарнизон. Тупо улыбался, пялясь в серую потрескавшуюся поверхность, как в киноэкран.

В голове бродил ее голос, память безнадежно цеплялась за ускользающий запах – сладковатый, но не приторный. Ольга Андреевна совершенно не походила ни на смешливых девчонок из Свердловского пединститута, ни на разбитных шалав из Читинского камвольно-суконного комбината. В небогатом донжуановском списке вчерашнего курсанта не было никого, подобного ей.

С балкона ближней пятиэтажки кто-то пьяно проорал:

– Люська, коза драная, вернись!

Тагиров вздрогнул и двинулся к дому Лёхи Воробья.

В подъезде не было света, и Марат на ощупь поднимался по выщербленным ступеням. На площадке третьего этажа зажег спичку и попытался найти нужную квартиру, но номеров, видимо, не успели нарисовать. Прислушался. Наверное, вот эта – оттуда доносились пьяный гул голосов и музыка.

Надавил на кнопку звонка. Ничего не произошло. Нажал посильнее – звонок всхлипнул, уронил последний гвоздик и повис на торчавшем из стены проводе.

Постучал костяшками пальцев, потом кулаком – никакой реакции. Плюнул, решил уходить и напоследок пару раз грохнул по филенке сапогом.

Дверь распахнулась, из квартиры хлынули яркий свет и шум застолья. На пороге стоял невысокий прапорщик – красные пятна на продувной роже, отстегнутый галстук болтается.

– Ну, че ломишься? Я здесь не продаю, хата не моя. Ходят, понимаешь. Страдальцы!

– Лёша Воробей здесь живет?

– А если и здесь, тебе че? Не успеют лейтенанта получить – уже бухать лезут! Иди служи, салага!

Это стало последней каплей, превысившей вместительные возможности чаши тагировского терпения. Марат скривил презрительную улыбку и рефлекторно включил «городского барина» – на гопников этот метод всегда действовал неотразимо.

– Милостивый государь, не соблаговолите ли напомнить, когда мы с вами успели столь тесно познакомиться, что вы позволяете обращаться со мной на «ты»? Может быть, вы кучеру нашему троюродный сынок? Или мы гадили с вами на соседних огородах?

Прапор остекленел глазами. Марат, развивая успех, сдвинул его вглубь прихожей, переступил через порог и продолжил вполголоса:

– Слышь, «кусок», ты себя не забывай. А то я внушу тебе основы субординации не вербально, а чисто физически.

– Ну ты, ну ты! Че ты? Ты кто такой вообще?

– Лейтенант Тагиров Марат Тимурович. Запиши. А то мозги пропил давно – память прихрамывает, небось?

Из пьяно гудящей комнаты раздался голос Воробья:

– Ну, кто там пришел? Вязьмин, ты там самогонкой барыжишь, что ли? Ленка, дай посмотрю, отстань!

Лёха в обнимку с хохочущей толстушкой-брюнеткой ввалился в прихожую.

– А, Маратка! Жив, слава богу! Познакомились уже? Это – Петька Вязьмин, наш батальонный начальник склада. Давай, разувайся. Ленка, хватит на меня вешаться, иди место гостю организуй!

Прапорщик пробормотал что-то неуважительное и, покачиваясь, ушел вслед за брюнеткой. Марат начал сдирать плотно сидящие хромовые сапоги.

– Лёха, а что это за кадр? Что-то про продажу бормотал, про страдальцев, я не понял ничего.

– Он самогонкой торгует, по-местному «чамбуром». Дело запрещенное, конечно, но очень востребованное. И денежное. Видимо, спьяну забыл, что не в своей квартире, и принял тебя за покупателя. Пошли – заждались уже виновника торжества.

Народу было десятка полтора, стол уставлен разнокалиберными бутылками с мутным «чамбуром», вскрытыми консервными банками: жестяными – с колбасой и рыбой, стеклянными – с огурцами и прочими соленьями. Пьянка уже давно вошла в стадию, когда все громко говорят, но никто не слушает, поэтому Воробью пришлось постучать кулаком по стенке, чтобы привлечь внимание.

– Тихо! Господа офицеры, внимание! Представляю нашего нового комсорга, Марата. И отныне – «дежурную задницу» батальона! Выпьем за это!

Народ начал чокаться разнообразной посудой – от хрустальных стопочек до железных облупленных кружек. Марата усадили на шатающуюся табуретку, Лена выдала ему пиалу с самогоном, чайное блюдце вместо тарелки и вилку, потерявшую от старости пару зубцов.

Марат понюхал пиалу. Начштаба Морозов опрокинул рюмку, крякнул и похлопал Тагирова по плечу:

– Давай, комсомол! Глотай!

Зажмурившись и задержав дыхание, он влил в себя вонючую отраву. И запоздало вспомнил, что за сутки съел только маленький кусочек хлеба. В голове зазвенело, мир приобрел добрый вид. Майор нагнулся к Тагирову и доверительным голосом сказал: