Гарри Боро - Свидание с Америкой, или По следам Черной Жемчужины

Зрелище, скажу я вам, еще то. Они почти не отсвечивают. Мелькают только белые зубы и светлые ладони – глазу зацепиться не за что. Неплохой адреналин для русского, никогда не выезжавшего за границу. Потом сбоку на табурет присел этот программист. Волосы до плеч, светлая широкая рубаха расстегнута чуть ли не до пупа, огромные запонки на манжетах – наверно, позолоченные. С таким количеством золота на себе ходить небезопасно даже по кремлевским коридорам. Хотя здоровый, сука, как бык, и силища из него так и прет. Черный, естественно; глаза, правда, кровью налиты – наверно, от спиртного. Никогда бы не подумал, что он программист, если бы не познакомился. У нас таких программистов нет. Я как-то внутренне напрягся, когда он рядом присел. Думаю: только не посмотреть на него, только не посмотреть – почти как Хома в гоголевском «Вие». А сам чувствую его взгляд на себе, и меня любопытство раздирает. Я и так, и эдак головой крутил, чтобы невзначай типа глянуть на его рожу. Уже назад откинулся – вроде как шея затекла, лицо задрал в потолок, затылком слегка ворочаю – как будто разминаю, и так это ступеньками глаза на него скашиваю – ниже, еще на ступеньку ниже. И не заметил, как соскочил на его залитые кровью белки.

Я сначала не понял – встретился я с ним глазами или нет. Тут же отвернулся и вдруг слышу вызывающе так:

– Хай!

Вот же, блин, думаю – значит, все-таки он меня увидел. Обнажаю десны, поворачиваюсь – смотрит исподлобья: не понял, типа, что за маневры.

– Х-а-ай! – миролюбиво протягиваю я.

И все. Лед тут же растаял. Хороший парень оказался, почти мой ровесник – тридцатник с хвостиком. Мы с ним еще полчаса болтали. В основном о том, что программист – это самая классная профессия. Что это больше, чем профессия – это будущее человечества. Честно говоря, я бы поспорил на эту тему, но мне слов не хватило. Да и трудно спорить, когда у самого нет работы. Я его сразу предупредил, что понимаю английский, только когда люди говорят медленно и употребляют простые слова. Вот он мне полчаса медленно и простыми словами объяснял, что доволен своей специальностью. Со стороны можно было подумать, что это логопед с пациентом общаются. Но все, кто был в пределах досягаемости «со стороны», через пять минут знали, что я из России, и никакого удивления такой формой разговора не высказывали. Одна тетка после того как программист расплатился и ушел, даже подвалила ко мне знакомиться. Реально подвалила, игриво пихнув меня вбок.

– Русский? – спросила, улыбаясь.

– Ага.

– Водка, Горбачев, Достоевский?

– Не, виски, Путин и Сорокин, – ответил я ей.

Я почему с ней так – задница у нее оказалась не фонтан. Необычно для черной плоская, к тому же в мешковатой, изрядно заношенной джинсовой юбке ниже колен. Такое впечатление, что она не платила за вход, и ее пропустили из жалости. Мне, конечно, было любопытно оказаться с черной в одной постели, но не с этой. Я купил ей какую-то зеленую гадость, которую она заказала сама, но на второй этаж за ней не пошел. Я уже знал, что там у них вдоль стен стоят диванчики для образовавшихся парочек, и пару с ней составлять не хотел. Она еще минут пять маячила на лестнице, помахивая мне рукой. Я кивал, что, мол, сейчас приду, но с места не двигался. В конце концов, она исчезла, а я решил, что если выдержал испытание черной вечеринкой, то теперь мне сам черт не брат.

***

Нет, ну, в самом деле – никому до меня и дела нет – белый я или черный – все одно. Разговаривать можно с кем угодно – главное, соблюсти кое-какие формальности. Тетки у них хотят того же самого, что и в России. Другая форма, но содержание одно. Меня эта тема очень вдохновила, и я подумал, а почему бы и нет? Вы понимаете, о чем я. Какого-то определенного плана действий у меня не возникло – сама идея зацепила. Врать не буду – я и раньше немного фантазировал по этому поводу. Если у вас есть хоть капля воображения, и вы не жалуетесь на потенцию, то сложно избежать фантазий, глядя, например, на такую красотку, как Холли Бэрри. Другое дело, что в реальной жизни я живу с белыми женщинами, а мое отношение к черным складывалось на основе общепринятых стереотипов люмпенизированного общества, в котором черных просто нет.

Как представитель интеллигенции в первом поколении (мой отец был простым слесарем), я всегда знал и говорил, что расизм – это плохо. Но теленовости о том, что скинхэды убили или избили какого-то черного, меня абсолютно не трогали. Гораздо больше мне было жаль раненую браконьерами тигрицу в уссурийской тайге, издохшую на руках у егерей. А тут, задавшись определенной целью, я вдруг подумал о том, что это будет женщина. Нормальная женщина с сиськами и прочими прибамбасами. Я хоть и не был никогда за границей, но знал, конечно, что у них все как у людей, и вдоль, как говорится, а не поперек. Но все это будет черным. Абсолютно черным. Таким черным, как и загореть невозможно. И вот это белое на черном буду я, и если посмотреть сверху или сбоку, то ничего более необычного я из себя еще не представлял. Зациклился. Честно признаюсь.