Опочивальня царицы была обыскана, фигурка сына найдена, причастность его стала очевидна (а вина за непосредственное убийство с жены – снята, так-то); заговорщики были схвачены.
После чего – в дело вернулся сам убиенный фараон, который с небес принялся судить виноватых: «вступление Туринского папируса представляет собой речь самого царя, наставляющего судей, которые будут разбирать дело; одновременно царь представлен так, как будто он уже находится в ином мире среди богов.
Речь идет о тексте, безусловно созданном, подобно папирусу Харриса, уже при Рамсесе IV, выступающем в роли исполнителя последней воли отца. Этот факт подтверждает гипотезу об успешно осуществленных намерениях заговорщиков; далее – «повелел я (то есть Рамсес III)…»
Впрочем – всё это уже сказано выше. И вот здесь уже – далее: когда сына царя осудили: решили «прину’дить к бессмертию» – а не так ли он сам захотел: принуди’ть себя стать богом; что сего его мать захотела – дело второе), вспоминается убийца Цыбин – который в Санкт-Ленинграде ожидает у лестницы, когда к нему снизойдёт (держась за перильца «душевной лествицы») его «Рамзес».
Ибо (разве я не упомнил? Простите, отвлёкся на метафизику) – Цыбин сейчас ожидают свою жертву (и только этим отличен от Пентавера – у санкт-ленинградца ещё есть ничтожная надежда; да – надежда, да-же у серийного душегуба).
Впрочем – об этом мне ещё предстоит рассказать (а потом ещё и пересказать, а потом ещё и ещё…), а пока же: ты (отцеубийца) хочешь быть – без смерти? Так получи!
Сына царя мумифицировали за-живо (не вынув ни желудка, ни мозга, основных компонентов человеческих хотений; человек, пожелавший отнять у народа Египта его воскресение (должное происходить благодаря воскресшему фараону-Осирису) не мог ожидать меньшего, и была в этом саркастическая (лютая и радостная) символика.
И когда это всё совершилось – лишь тогда вдруг мужчина (недоделанный нано-бог) опять и опять вспомнил о своей женщине.
Не о Лилит-Яне, а о Тейе – той самая «младшей царице», что захотела передать царство – ему (своему сыну); то есть – не какому-то «будущему» Цыбину, пока что загадочной (и загаданной мной) персоналии – которой ещё только предстоит быть полноценно явлену в этой истории; передать право быть Царём.
То право, передавать которое у неё самой – не было; но – женщина (такова её функция в миру) словно бы передаёт из смерти в жизнь и обратно; причём – словно бы ноту (находящуюся посреди альфы с омегой); причём – передавая другому звучанию (на более высоко или более низко озвученной орбите гаммы).
Женщина – передаёт (и предаёт) собой: и видимыми, и невидимыми сущностями-ипостасями от альфы до омеги (нотами до и си). А выше или ниже прозвучишь – так всё равно в смерть: нет человеку другого финала; а что Тейе была Пентаверу матерью – так в подобии божественного кровосмешения, якобы «сотворив» вне-телесный свой союз как мистический обряд соития половин мира.
У человеческих богов подобное небезызвестно – оба они попыталась (но – как фараоны со своими сестрами: во имя того, чтобы божественность не вышла за пределы родства) передать саму (ту самую восьмую или девятую) скрепляющую душу скрепу обожествления (но – не сияние логосов).
А именно – тот пыльный рой корпускул (который – механически – казался единственным цементным раствором миропорядка); но – не только что (что важно) «что», а ещё и за-чем? А лишь за самими собой – чтобы выйти (на простор) из последовательности кармической цепи.
Чтобы переступить через очередное (тебе – твои делом на земле – предназначенное) звено; переступит – в следующее (не тебе предназначенное); это было кощунственно и непоправимо пошло; но – (при всём при том) ничего необычайного в этом не было!
Необычным оказалось то, что произошло после провала заговора.
Он (царевич-без-имени) – «сей-час» лежал в темнице (словно бы во тьме своего тела); долго ли, коротко ли содержали его во тьме безвозвратной полу-смерти – неизвестно; но – он и до этого со-держания (как сын царя) обучался грёзам: он умел жить в своих сновидениях (маленьких смертях).
Сейчас – когда он должным образом проголодался, он почти что проснулся (или проснулся, понимая, что реальный мир – тоже сон во сне), и он стал грезить в реальности, следуя своему (и его жене-матери) разоблачению:
Люди, приведенные из-за тяжких, совершенных ими преступлений и помещенные в зале допроса перед великими вельможами зала допроса, для допроса начальником сокровищницы Монтуэмтауи, начальником сокровищницы Паиферту, штандартоносцем Кара, дворецким Пабеса, писцом архива Маи, штандартоносцем пехоты Хори. Они допросили их. Они нашли их виновными. Они установили их наказание. Их преступления схватили их.
Читать дальше