Натали Ку - Васильки

Это только казалось, что твой отец ушел один, – ты ушел вместе с ним: сначала мысленно, а потом… потом ты тоже оставил меня. Конечно, этому есть рациональное объяснение. Ты начал учиться, захотел самостоятельной жизни. Отец снял тебе квартиру. Я осталась совсем одна. С котом. Из всех мужчин нашей семьи он единственный не бросил меня. Но будь у него выбор – кто знает?

Нет, я совсем не считаю себя плохой, недостойной вас с отцом. Просто так сложилась жизнь. Я, наверно, фаталистка, верю в то, что все заранее предрешено и сопротивляться этому только хуже. Надо просто с достоинством переносить все то, что посылается тебе свыше и… уповать на лучшее. Поэтому я и не злюсь на твоего отца. Он счастлив, и это уже немало. Значит, его выбор был в свое время правильным. Я надеюсь, что он счастлив.

Думаю, что и работай я меньше, он все равно бы ушел от меня. Конечно, поначалу это служило хорошим объяснением краха нашей семьи: я недостаточно внимательна к вам, все время отдаю школе и ученикам.

Во-первых, далеко не все время. Во-вторых, я все равно бывала дома поболее твоего отца и поболее тех своих подруг, которые трудились не двадцать часов в неделю, как я, а больше, да еще и на дорогу тратили время, живя далеко от школы. От них мужья почему-то не уходили. И для меня по-прежнему загадка, почему ты, когда отец объявил о своем решении уйти, принялся зло кричать на меня. Помню, как стояла и глупо улыбалась. Происходящее казалось какой-то несуразной, нелепой реальностью. Но все-таки реальностью?

Представь, что я давно начала думать, что с твоим отцом что-то не так. Он стал со мной реже разговаривать, замкнулся в себе. Подолгу где-то пропадал. Естественно, объяснял это загруженностью на службе. Ты знаешь, об измене я тогда совсем не думала. Может, потому что сама ее не допускала. И считала, что человек, с которым я связала свою жизнь, ее тоже не допускает. Я почему-то начала переживать тогда за его здоровье. Думала, что он подозревает у себя какую-то страшную болезнь. Осунулся, стал бледным, похудел. Нервничал и срывался по пустякам.

И вот когда он объявил мне со скорбью в голосе, что больше так жить не может, что нам лучше расстаться, что так будет лучше для обоих, я не выдержала и засмеялась. В моей голове творился полный сумбур. С одной стороны, я радовалась, что мой муж совершенно здоров, по крайней мере физически – за его душевное здоровье я тогда ручаться нe могла. С другой стороны, я все равно его теряла. И тут, опять же, одной стороны, было облегчение, что я наконец-то узнала, чем были вызваны все эти странности в его поведении. С другой стороны, открывшаяся действительность была пусть и легче воображаемой, но лишь на самую малость. Сначала мой мозг обработал информацию о том, что смертельная болезнь мужу не грозит, потом взялся обрабатывать тот факт, что угроза совсем в другом – только уже не ему, а мне.

Даже в небе между тучами бывает хоть маленький, но просвет. Или же небо просто черно-серое. В моей ситуации пpосвета не было. Одна туча мгновенно освободила место для другой. Смешались все эмоции: от радости и облегчения до гнева, ненависти и обиды. Я не могла радоваться, не могла плакать или кричать. Я просто глупо улыбалась, а потом начала смеяться. Это была истерика. Ты тогда об этом не знал, ты думал, что я веселюсь. Милый мой, как я могла веселиться, когда от меня уходил человек, которого я любила больше всех на свете после тебя? Сперва даже больше тебя. Пока ты не появился в моей жизни.

А ты тогда обвинял в его уходе меня. Сколько тебе было лет? Ты помнишь? Двенадцать. Ты гневно бросал мне в лицо, что я все время на работе, что я плохо одеваюсь, что мама твоего друга готовит гораздо вкуснее меня, а мама другого друга гораздо ласковее с тобой, чем я. А потом со злорадством добил, сказав, что именно поэтому твой отец и ушел от меня. Ты всегда говорил от меня . Хотя тебя он тоже не слишком часто навещал поначалу и почти никогда не приглашал к себе в гости. Мне было больно все это слушать. Но я молчала. Хотя могла бы многое сказать в свою защиту. Но все это бессмысленно для того, кто уже нашел виноватого и твердо уверен в своей правоте.

Вот сейчас думаю, может, это у тебя выходило не специально? Может, ты боялся, что твой отец бросит и тебя? Может, ты бессознательно дистанцировался от меня, чтобы твой отец отделял тебя от меня? Чтобы он не думал о нас как о едином целом? В таком случае мне следовало бы на него обижаться вдвойне. Ведь тогда он не просто ушел от меня, но и тебя забрал, пусть только эмоционально, душевно и духовно. Как же это много! Но я все-таки надеюсь, что смогу простить его. Обиды ни к чему хорошему не приводят. Самому обижающемуся они ничего не дают, кроме отрицательных эмоций.