Михаил Громов - Божественная комедия безбожников

На смену дню приходит ночь,
И сумрак землю накрывает,
И, отогнав проблемы прочь,
Спокойно город засыпает.

Идут в кроватки малыши,
Под лавки лезут спать бомжи,
День отработав, тети, дяди,
Кряхтя залазят на палати

Вот город наконец уснул,
Шум до утра его затих,
Даже на улицах пустых
Не слышно воплей «караул!».

А вот Поэт спать не хотел,
Он то курил, то пиво пил
И в телевизоре смотрел,
Как ушлый диктор там чудил.

Во френч одетый, как Колчак,
На власть любимую молился,
Потом, ручонку сжав в кулак,
Врагам той власти он грозился.

«Вконец достал всех, пустозвон, —
Ворчал Поэт, – вновь за свое,
Слушать из ящика вранье,
Наш мир, наверно, обречен».

Поэт задумался: «А все же
Тот диктор в ящике – шельмец,
Не понимает ведь, похоже,
Что клоун он, нахал и лжец».

Поэт зевнул, ушел в себя,
Отяжелела голова,
И стал он грустно размышлять,
А что от жизни можно взять.

Ведь эта жизнь – как ОРЗ:
Обман, Разлуки, Заблужденья,
Куда ни глянь – маразм везде,
Нет ни вины, ни искупленья.

Когда Поэт от дум очнулся,
Решил еще попить пивка,
Хлебнул разок и поперхнулся
От в спину сильного толчка.

«Кто? Почему толкнул? За что?
Вся эта жизнь вконец достала».
Он оглянулся, е-мое,
А за спиной его стояла

Старуха с виду под сто лет,
С дырявой, нищенской сумой
И с деревянною ногой,
Сама худая как скелет.

Губами шлепнула старуха
И начала Поэту в ухо
Про долг какой-то говорить,
Что надо якобы творить

И что давно пришла пора
Брать ручку и за стол садиться
И начинать что сил трудиться,
Спасать страну от бардака
И от засилья самовластья,
Потерь и так не сосчитать,
Но будут новые несчастья,
Если сидеть и что-то ждать.

Но ты, Поэт, – талант в законе,
И чтим у нас, как царь на троне,
Народ твоих призывов ждет,
Он за тобой, Поэт, пойдет.

«Куда пойдет, карга седая?
Блажишь тут сдуру, причитая,
Нет у поэтов нынче дел,
Мужик плешивый сбил прицел,

А ты напрасно воду мутишь
И то, и это валишь в кучу,
И здесь устраиваешь бучу,
Сама-то кто такая будешь?» —

«Ну, ты даешь! А то не знаешь!?
Или не варит голова?
Мозги напрасно пропиваешь,
Ты вспомни – Муза я твоя». —

«Если ты Муза – дело дрянь,
Сдается мне – ты самозванка,
Ты на себя, страшила, глянь,
Не муза ты, а оборванка». —

«А ты-то сам, пивное пузо,
Забыл про мудрость, пустозвон:
Какой поэт – такая Муза,
Какой певец – такой шансон.
Ты ждал меня, в свой ящик глядя,
Меня хотел, себе не лги,
И вот я здесь с тобою, дядя,
Теперь садись за стол, пиши.

Твори! Дерзай! Пусть вдохновенье
Тебя, Поэт, зовет к труду,
Пусть будут воля и терпенье,
Тебе я в этом помогу». —

«Ну вспомнил я! Ты – Муза. Каюсь,
Жаль, что худая и хромаешь,
Но ты прости, я не врубаюсь,
Меня зачем ты напрягаешь?

О чем писать? Ведь тем-то нет.
О ком писать? Кто это знает?
Поэты пишут тыщи лет,
Но их никто счас не читает». —

«Ну хватит, друг мой, раскисать,
Чтоб забурлила в жилах кровь,
Начни, как раньше, сочинять
Стишки про женщин и любовь».

Поэт тут вскрикнул: «Нет, не это,
В наш скорый век не до любви,
Слово «любовь» осталось где-то
В стихах глубокой старины.

Ведь раньше что? Лишь прочитают
Стишки девицам про любовь,
И девы сладостно вздыхают,
И приливает к щекам кровь.
Бледнеют, томно глазки косят,
Вам улыбаются несмело,
Платочек высморкаться просят
И шепчут имя кавалера,

А счас – дай выпить девам старки,
Блудливый выдай анекдот,
И вот толпа девичья ржет,
Довольны девки без Петрарки,

И книг никто счас не читает,
Для многих книг как будто нет,
Всем их с успехом заменяет
Проникший всюду Интернет.