Анна Вислоух - Когда они возвращаются. Даже в хорошо продуманном плане всегда найдется слабое место

– Вы ошибаетесь, – сказала Нина, – это относится к гаданиям по картам. Все, что я вам сказала, написано у вас на руке, и вы не в силах изменить предопределения.

Страшное предсказание сбылось. Изменения не заставили себя ждать: Белов ушел на фронт, его жена и дочь были убиты мародерами. Шел третий год войны с Германией. «Недолго», – сказала гадалка…

Эскадроны 17-го Черниговского гусарского полка были раскиданы по лесу и в деревнях. Командир эскадрона квартировал в хате, остальные – в яме с окном, вделанным прямо в землю. Сырость пробирала до костей, неплохо себя чувствовали только побеги неизвестных растений с листьями желтоватого цвета: дневного света не хватало даже им.

В такой землянке во время затишья между боями собрались офицеры полка. В комнате играл граммофон: «Жалобно стонет…», а потом «Дитя, не тянись ты весною за розой». Других пластинок не было. Эскадрон два дня назад выбрался из окопов, на фронте явно назревало какое-то брожение, но красные банты на солдатах встречались еще нечасто. Кавалерия, казаки и артиллерия пока держались. Зато пехота уже предпринимала попытки к братанию с неприятелем. Настроение у офицеров было подавленное, под стать музыке. Все осознавали: передышка будет короткой.

Кто валялся на походной койке, кто уже в который раз читал потрепанную газету. Корнет Ковалевский предлагал сразиться в шахматы, но его предложение почему-то упорно игнорировали. От нечего делать тот достал бутылку вина, хмуро пытался ковырять пробку ножом. Напиться, что ли? Да с такой бутылки проку мало… Услышав шум со двора, глянул в окно, увидел там поручика Белова, который отъезжал по поручению полковника.

– А вот и Белов!

Поручик, пригнув голову, вошел в землянку.

– Что приуныли, господа? – спросил громко, кинув на стол перчатки. – Вы чай пили?

– Нет, – вяло донеслось из темного угла.

– Почему же?

– Так ведь хлеба нет.

– Да пекарня-то вот, в двух шагах, сходите и принесите!

– Так ведь за ним идти нужно, а мы сговориться не можем, кому идти… И потом, скоро обед принесут…

Белов не успел ответить, как в землянку вошел денщик с кастрюлей в руках, подал суп с плавающими в нем петушиными потрохами.

– Опять двадцать пять, – пробурчал прапорщик Ростовцев, но никто не ответил: с голодухи съешь и не такое. Жевали молча. Хлеб был сырой, больше похожий на кусок глины, на второе – что-то, похожее на мясо, но больше – на автомобильные шины.

После обеда все опять разбрелись по своим углам. Только Ковалевский грустно сидел у стола и цедил кисловатое вино.

– А давайте-ка, братцы, расскажу я вам презанятную историю. – Поручик Белов тоже подлил себе в бокал вина. – Я много лет интересовался творчеством и непростой судьбой поэта Лермонтова. Прихожусь ему дальней родней, со стороны Столыпиных. А кстати, вы знаете эту жуткую историю о гибели двоюродного дяди Михал Юрьича, Павла Столыпина? Нет? Ну тогда слушайте. – Белов поудобнее откинулся на шатком стуле и придал лицу таинственное выражение.

– Рассказывайте, Белов, рассказывайте. Хоть время скоротаем. Прапорщик, выключите эту шарманку!

– Как вы знаете, дворянство наше любило путешествовать по Европе, уезжали надолго, на полгода-год. И провожали отъезжающих соответственно. От Английской набережной Петербурга отходил пироскаф, такое небольшое судно, и держал путь в Кронштадт, где путешественники пересаживались на большой пароход, а провожающие на том же пироскафе возвращались в столицу. Шампанское и вино, понятно, лилось рекой. Самого Лермонтова в тот раз на пироскафе не было, он отметился с визитом накануне, а Павла провожали другие родственники и друзья, в том числе и его матушка Наталья Алексеевна, сестра бабушки Лермонтова. Отошли от набережной на четыре километра. Павел пожаловался, что у него кружится голова. Вот тогда бы отвести его в каюту, уговорить полежать. Но нет, он активно общался с друзьями, подошел к борту, что-то рассказывая и размахивая руками. И… упал за борт. Пироскаф остановить сразу не удалось, ходили они шустро. Матрос прыгнул за ним, успел подплыть, схватить Павла за руку…

– Но тонувший отверг его помощь и пошел на дно, – глубокомысленно заметил корнет Ковалевский, разглядывая свои ногти.

– Корнет, вы там были, похоже, – зевнул прапорщик Ростовцев.

– Не говорите ерунды, прапорщик, но такие слезливые истории для барышень ясно чем заканчиваются. Там же небось несчастная любовь замешана.

– Увы, господа, на самом деле все было гораздо печальней. На руке Столыпина была надета лайковая перчатка… Перчатка соскальзывает и остается в руке матроса. Павел идет ко дну. Но и это еще не все. В карманах сюртука Павла были золотые монеты. Десять тысяч в золотых монетах. Они и потянули его на дно… Вот такая судьба, братцы.