Дмитрий Богданов - Семейство. Повесть о том, чего нельзя изменить

Глаза постепенно привыкают к свету. Я стою на небольшом крыльце и лицезрею наш участок. А там дед Вася с дядь Славой, как муравьи, раздетые по пояс, тащат доски. Мама еще совсем без морщин и на уличной веранде под навесом готовит салат из огурцов с помидорами. Нарезает в большую миску, больше напоминающую тазик. Рядом с ней тетка Клара помогает. Болтают о чем-то. Ну и периодически едят по кусочку того, что готовят.

Да, все так и было же на самом деле. Видел этот сон сотни раз, но сегодня что-то изменилось – видимо то, что я понимаю, что сплю. По-моему, это называется «Осознанный сон». Непривычное ощущение – вроде неуправляемое пространство, но тебе впервые дали контроль. Интересно. И что мне с этим контролем делать? Разнести все здесь к чертям? Кстати, это не самая плохая идея – я ж могу «оторваться» по полной и навести шороху, причем безнаказанно. Так мне эта задумка понравилась, что я аж подскочил от радости. Начать решил с матери и тетки, которые неспешно продолжали кулинарить салат. Подбежав к ним, крикнул: «Бабоньки, вы больше съедаете, чем готовите!» В этот момент я схватил со стола таз с салатом (он, кстати, оказался тяжелее, чем я рассчитывал) и через усилие вывалил содержимое на землю. Какой тут ор поднялся: «Ты что натворил?! Свинтус малолетний!» – кричала мама. Тетка Клара стояла в оцепенении, думаю, она не знала, как на это реагировать.

Мать продолжала: «Он еще лыбится!» А я и впрямь улыбался. Меня посетило такое странное чувство: ты злобно издеваешься над взрослыми, как никогда не мог, и при этом не боишься наказания. Даже, я бы сказал, получаешь от этого удовольствие. Похоже, именно так ощущается настоящая свобода, ну или, в крайнем случае, безнаказанность.

Я решил ретироваться и побежал вдоль стены дома. Мать продолжала кричать что-то возмущенное. За поворотом мне попался дед, который месил совковой лопатой цементную жижу в старом металлическом корыте.

– Что у вас там случилось? Что за крики?

– Все нормально, дед, – сказал я и в этот момент звонко топнул ногой в корыто с жижей. Цемент разлетелся по сторонам, испачкав брызгами дедовскую робу. Ощущение, правда, не из приятных, вся нога испачкана, вытащил ее, начал отряхивать.

Ущерб строительной смеси я вряд ли нанес, а сделать неприятно у меня получилось.

– Толя, ты что вытворяешь? – Пока дед соображал что к чему, я, не оглядываясь, двинулся дальше.

Повернув за следующий угол дома, я описал круг и вернулся к тому же месту, где мать с теткой нарезали салат. Правда, к тому моменту они уже ушли, вместо них я наткнулся на дядьку, у которого был перекур. Он сидел в тенечке на деревянном ящике из-под гвоздей и смолил свою «Приму». Я окончательно вошел в раж плохиша и, даже не задумываясь, злобно крикнул: «Дядь, Слав! Будете много курить, умрете от рака». Сделал я это на ходу, пробегая мимо. Когда понял, что выпалил, мне захотелось обернуться, но я испугался – страшно было увидеть взгляд человека, которому говорят ужасную правду о будущем. Заигрался, конечно, это уже был перебор с моей стороны, даже для шуток во сне.

Я остановился и собрался сказать Дядь Славе, что это глупая шутка, на которую не стоит обращать внимания. Обернувшись, увидел, что прямо передо мной стоят чьи-то ноги в дачных штанах с дыркой. Я поднял голову и на фоне неба увидел напряженное лицо отца. Такой молодой тут, похож на меня сейчас. Батя начал наклоняться, и солнце выглянуло из-за его головы и ослепило меня. В этот самый момент я почувствовал такую сильную боль, как будто по затылку со всего размаха ударили бейсбольной битой. Я упал лицом прямиком в салат, разбросанный на земле. Стало темно и больно, а еще пахло помидорами.

Открыл глаза в своей постели. В груди неистово колотилось сердце. Поднес руки к лицу, чтобы проверить, кто я: нет, все нормально, мои 35-летние руки. Выдохнул. Ну и сон, осознанный, блин.

Сел на кровать. Рядом, отвернувшись от меня, спокойно сопела жена. Потянулся к телефону: 7:15. Еще и проснулся раньше будильника? Теперь весь день насмарку. Ощущение нереальности происходящего.

Последний раз такое я испытывал, наверное, лет в пять на дне рождения отца. Собрались родственники, отцовские коллеги, мама испекла торт «Муравейник», который был похож на большую какаху. Я по телевизору видел фокус, который решил повторить, как подарок отцу. Улучив момент, когда все гости уже поздравили, я громко крикнул: «Папа, а вот и мое поздравление тебе!», после чего со всей силы дернул скатерть на себя. По телевизору показывали, что скатерть должна была вытащиться, а торт остаться на месте. Какаха-муравейник полетела мне в лицо, а посуда со стола поразбивалась об пол. Я стоял, испачканный тортом, в окружении осколков. Вот тогда у меня было такое же ощущение шока, что и сейчас, после пробуждения, – что это не на самом деле, это все во сне.