Марина Стекольникова - Коммунальная на Социалистической

Окинув взглядом перекрёсток с тумбой, Вольская продолжила свою размеренную ходьбу в сторону Звенигородской улицы. Так она могла гулять по несколько часов, ничуть не уставая. Когда-то ей нравилось в такт шагам творить свои произведения, теперь же её мысли, в основном, текли в более прозаическом русле. В данный момент она пыталась понять, в самом ли деле звучали дикие слова, долетевшие до её слуха сегодня утром, или это было игрой воображения. «Что это такое? Слов таких не существует. Придумать их я не могла. Но что-то было в них знакомое… – думала Вольская. – А может, не слова мне знакомы? Было что-то в интонациях? Да нет, шипение какое-то и всё… Или голос? Приглушённый, странный, но был какой-то отзвук…». Пройдя по одному из своих обычных кругов: Социалистическая, Правды, Звенигородская, Загородный, она в задумчивости дошла до пяти углов, зачем-то перешла на другую сторону, где и очнулась от своих размышлений. Так и не придя ни к какому выводу, она собралась повернуть обратно, в сторону дома. У пяти углов её взгляд зацепился за что-то, что не сразу дошло до сознания Елизаветы Марковны, сосредоточившейся на дороге. Когда она миновала перекрёсток и оглянулась, ничего необычного поблизости не оказалось. Она замедлила шаг, через некоторое время снова осмотрелась и вдруг заметила близнецов Митиных и Сильву, которые приближались почему-то вместе и почему-то с противоположной от школы стороны. Дети быстро прошли мимо Вольской, не обратив на неё внимания, мимо своего подъезда, свернули за угол и скрылись, вероятно, в родной подворотне. Тут Елизавета Марковна, наконец, сообразила, что же смутило её несколько минут назад: Сильва, которой полагалось быть на занятиях во Дворце пионеров, изучала нечто в витрине магазина с совсем недетскими товарами. Близнецов в тот момент поблизости не просматривалось.

Елизавета Марковна не успела обдумать увиденное – к дому подходили её новые знакомые. В руках у Шурика был объёмистый свёрток. «Ну вот. Надо отдать людям их вещи, – подумала она. – А я ведь даже не спросила, как их зовут. Шурик – это фамилия. А имена?» Вслух она сказала:

– Я вижу, вы успели и в магазине побывать. Удалось вам поменять билеты?

– А? Да-а. Тока нонче не было билетов-та, – протянула тёща Шурика.

– Простите?

– Не было нонче-та, – повторила тетёха и уточнила. – Завтра.

– Простите, но я не поняла, вы купили билеты или нет?

Тут в разговор пришлось вступить Шурику:

– Не было билетов. Сказали, может, завтра будут.

– Да что же мы на улице стоим. Пойдёмте в квартиру. Там обсудим, что делать, – решила Елизавета Марковна и, открывая дверь, добавила. – А как вас зовут? Мы так и не представились друг другу. Я Елизавета Марковна Вольская.

Незваные гости пробурчали в ответ что-то невнятное. Вольская остановилась на лестничной площадке и вопросительно посмотрела на них.

– Андрей Петрович Шурик, можно просто Андрей, – пришлось повторить молодому человеку. – А это тёща моя, Наталья Степанна… Иванова.

– Очень приятно, – констатировала Вольская и открыла дверь в квартиру.

В ноздри ударил умопомрачительный сладкий запах свежеиспечённых булочек. Поэтесса прикрыла глаза, и перед ней из воздуха возникло золотистое, припудренное белым, украшенное кремовым кондитерское изделие округлой формы. Она открыла глаза. Видение исчезло, но запах остался.

– Одну минуточку, – сказала она топтавшимся в прихожей Шурикам-Ивановым и прошла в кухню.

Видимо, это был день сюрпризов не только для Пичужкиных. У плиты вместо ожидаемого Льва Эдуардовича, до сих пор единолично владевшего секретом влияния на обонятельные рецепторы ближних, или хотя бы Нинели Виленовны стоял Ростислав Петрович. На нём были цветастый фартук с большим карманом в виде божьей коровки и такая же цветастая косынка. Явление Митина-старшего у плиты уже само по себе вызывало удивление. Вдвойне поразительно было, во-первых, то, что это явление наблюдалось в середине рабочего дня и, во-вторых, то, что готовил Ростислав не какую-нибудь подвластную любому индивиду яичницу, а восхитительные аппетитные булочки с кремом и сахарной пудрой. Воображение поэтессу не обмануло, и она не удержалась от восклицания, в котором прозвучала смесь иронии и уважения:

– Ростислав Петрович! Вы ли это?!

– Я, Елизавета Марковна! – гордо произнёс сосед. – Вот, знаете ли, решил блеснуть. Специально отпросился в местную командировку, чтобы пораньше домой попасть. Пятница.