Марина Стекольникова - Ты обязательно простишь

1998

Антон сидел около письменного стола и смотрел на фотографию. Стол был древний, ещё дедушкин, с двумя массивными тумбами и потёртой столешницей зелёного сукна. Фотография была просто старая. Вот он, а вот – четверо верных друзей детства. Один из них перестал быть таковым. А может быть, никогда и не был. Кто? Антон испытывал странную смесь противоречивых чувств. «Гамма из пяти нот, из пяти нот гамма», – повторял он про себя на разные лады. Сыграть эту гамму до конца мешали смесь обиды, недоумения, жалости по утраченному доверию. Не было только злости. Видимо, её заменила досада. На себя, на всю их славную пятёрку. Как? Почему? Они, так хотелось думать Антону, всегда были уверены друг в друге, доверяли, полагались «на честь и совесть». Просто невозможно было поверить, что кто-то из них способен на предательство. Да нет. Какое предательство? А тогда что? Только четверо верных друзей были в курсе. Только они знали ситуацию досконально, понимали, какое значение для Антона имеет этот шанс. Кто-то из них враг? И что? Вот так вдруг? В одночасье кто-то изменил к нему своё отношение? Или не вдруг? Или раньше были «звоночки»? Сумасшествие. А может быть, не враг, а запутавшийся, но всё-таки друг? С другой стороны, какой друг пойдёт на такую низость? И кто же всё-таки из них? Мысли искрили, но ничего не освещали. С чего всё началось? Антон усмехнулся. Как с чего? С песочницы…

* * *

1973

Их было пятеро. Антошка Вишнёв, для друзей просто Тоха; Мишка Зайцман, которого в компании полуиронично-полууважительно называли Знайкой по ассоциации с персонажем повестей Николая Носова; Наиль Абдулов – Илька или Дулик; Анька Карху – к ней почему-то не прилипало ни одно прозвище, наверное, из-за фамилии, и Андрюха Яскевич – Ясь. За глаза их называли «пять углов» или «олимпийские кольца», или «наш интернационал» – в зависимости от ситуации. Они, и правда, представляли собой, все вместе и каждый в отдельности, пример тесного содружества народов. У белобрысого, синеглазого Антохи сугубо русские корни оказались привиты каплей эстонской крови прабабки-чухонки. Глядя на Мишку, можно было не сомневаться, что в первую очередь его предками были евреи, хотя по материнской линии в нём смешались русские и тубалары. По маме русский, по папе таджик Наилька внешне больше походил на отца большими чёрными глазами и выразительными, сходящимися у переносицы бровями. Андрюха, по всем статьям белорус, всё же имел некоторую русскую примесь из-за прадедушки по папиной линии. В общем, с мальчишками всё более или менее было ясно, а вот Анька… Анька несла в себе особенности, кажется, всех народов бывшей Российской империи. Отец и его родители одарили ребёнка русско-польско-финскими генами, а мать – татарско-армянскими. Стоит ли говорить, что по свидетельствам о рождении все они были русскими. Никому из них никогда, ни в детстве, ни потом, в зрелом возрасте, не приходило в голову выяснять или, того хлеще, сравнивать друг друга по национальности. Какая разница, кем были твои предки. Главное – чтобы человек был хороший. Жили по принципу, как в старом советском фильме «Цирк»: «В нашей стране любят всех ребятишек. Рожайте себе на здоровье, сколько хотите: чёрненьких, беленьких, красненьких. Хоть голубеньких в крапинку, хоть розовеньких в полосочку, хоть сереньких в яблочко! Пожалуйста». Нарушил ровное течение их жизней совсем не национальный вопрос.

А началась их дружба в песочнице. В прямом смысле слова. Причём началась она с отнюдь не дружественных действий, а проще говоря, с драки.

Песочниц в их микрорайоне было две. Одна находилась в садике дома номер пять по Социалистической улице, выходившем с другой стороны на Загородный проспект. Другая – во дворе дома номер восемь по той же Социалистической, одного из целого ряда проходных дворов между Загородным и улицей Правды. Собственно, весь район, да что там район – весь город был испокон веков пронизан проходными дворами. Они, вместе со сквозными подъездами, составляли огромную, разветвлённую сеть, в которой можно было легко запутаться и затеряться. Местное население с успехом пользовалось этой сетью, когда хотело сократить путь между отдалёнными адресами, дети бегали в школу или просто гуляли от дома к дому, минуя улицы. Проходные дворы доставляли массу неудобств милиции, особенно после того, как к семидесятым годам были изничтожены чугунные ворота, некогда запиравшиеся дворниками на ночь. Вместе с воротами исчезли и ответственные дворники.