Марина Стекольникова - Коммунальная на Социалистической

Заливистый храп заглушал в комнате любые звуки, однако, за её пределы не проникал, благодаря отличной звукоизоляции столетних стен.

* * *

Пока обитатели коммунальной Квартиры кто спал, кто слушал тишину, в общей комнатке при кухне, где хранилось всё, что угодно от цинковых корыт до велосипедов, раздавалось тихое постукивание и шуршание, как будто за обоями кто-то пересыпал горох.

* * *

В это утро в размеренной жизни Квартиры произошёл сбой. Незначительные странности были замечены не всеми и не сразу. Началось с того, что в комнате Пичужкиных не заработало радио. Лев Эдуардович в шесть часов по привычке открыл глаза, но, не услышав энергичных звуков гимна, решил, что ещё рано, повернулся на другой бок и снова захрапел. В это же время, за час до будильника и полтора часа до «Пионерской зорьки» отчего-то проснулись близнецы Митины. А грезившая наяву в своей постели Елизавета Марковна скорее почувствовала, чем услышала крадущиеся шаги в коридоре. Она удивилась, кто бы это мог быть в такую рань. Даже Пичужкины ещё не поднялись и не собрались, скрипя половицами, у единственного в квартире крана с холодной водой.

Кран был в прямом смысле единственным. Других источников воды никогда не существовало. Для вечерних омовений её кипятили в чайниках и кастрюлях и разносили по комнатам вместе с тазиками и ковшиками. Когда-то Шурики предлагали поставить хотя бы водогрей, но денег на него так и не собрали, поэтому вместо полезного прибора над раковиной висел график дежурств, а раз в месяц появлялась таблица коммунальных платежей. За достоверность информации отвечала Елизавета Марковна как ответственный квартиросъёмщик. Обратив внимание на звуки, донёсшиеся из коридора, она по какой-то, даже ей неведомой ассоциации, вспомнила о том, что пора вывешивать показания электросчётчика. Возможно, на мысли об электричестве её навела догадка: тот, кто крался по квартире, делал это в темноте. Она приподнялась было посмотреть, кто это бродит в неурочное время, но так и не встала. «Какая мне разница. Пусть. Может, человеку в туалет приспичило», – подумала она.

Ровно в семь, как положено, со двора донёсся стук.

– Один, – сосчитала Елизавета Марковна и прислушалась. – Интересно. Где же второй?

Она подождала, потом выбралась из-под одеяла и подошла к окну. В апреле в этот час было уже достаточно светло, и магазинное крыльцо хорошо просматривалось. Действительно, на асфальте лежал один ящик.

– Интересно, – повторила про себя поэтесса, – теперь всегда так будет? – Тут её мысль перетекла в другую область и обрела философскую окраску. – И начнётся новая жизнь… Один ящик будет производить меньше шума. Тот, кого будил двойной стук, будет спать дольше, опоздает на работу, не выполнит вовремя что-нибудь важное, и сложится новая цепь событий… Порою из-за ерунды такой смеётся рок над человеческой судьбой… – невольно срифмовав, она улыбнулась. – И так, смеясь, истории меняет ход… Хорошо. Не истории в глобальном понимании, хотя и такой тоже, а небольшой, локальной… В очередной раз гуси спасут Рим… Ладно, умная Эльза… Теоретик доморощенный… – она вздохнула, надела халат и, не услышав плеска воды из кухни, решила, что можно идти умываться, никого не тревожа.

Вольская, воспитанная ещё в дореволюционную эпоху, была предельно деликатна. Каждое утро она, чтобы никому не мешать, терпеливо дожидалась, пока весь трудовой люд закончит необходимые процедуры, и только тогда появлялась в кухне – сначала в халате, буквально на пару минут, для умывания, затем уже полностью одетая для приготовления завтрака. Она небезосновательно считала, что халат существует только для того, чтобы можно было выйти ночью и утром, и то ненадолго, в места общего пользования. Днём она всегда носила сарафаны и блузки, которых в её гардеробе насчитывалось десятка полтора, иногда прикалывая под воротничком какое-нибудь неброское украшение. Тапки тоже были у неё не в чести. Вместо них Елизавета Марковна предпочитала носить домашние туфли на низеньком каблучке.

Выйдя в коридор, пожилая женщина немного постояла, привыкая к темноте. Бра, висевшее напротив её двери, она не включала из той же деликатности. Чтобы не будить спящих. Тьма не была кромешной, в коридор и даже в прихожую проникал слабый свет из кухонного окна. На него и пошла Елизавета Марковна. Дойдя до кухни, она повернула выключатель. Лампочка не загорелась. Она повертела рычажок туда-сюда. Безрезультатно. «Ну вот, перегорела, – с досадой подумала она. – Самой не справиться. Придётся ждать, когда мужчины встанут». Умываться в сумраке не хотелось, но и ждать неизвестно сколько тоже. Победила привычка. В неверном свете из окна она всё же совершила утренний туалет и уже собралась вернуться к себе, как услышала странные звуки, доносившиеся из общей комнаты. Елизавета Марковна открыла дверь и заглянула внутрь. Никого. Тихо. Она закрыла дверь. Звуки появились снова. Елизавета Марковна повторила свои действия. Результат оказался тот же. Ничего не выяснив, она пожала плечами и удалилась, думая о том, чем ей лучше позавтракать: яйцом в смятку или бутербродом с докторской колбасой. Колбаса была уже не та, что в годы её молодости, но сила привычки…