Сергей Захаров - Четыре призовых. И два обычных

– Ужасающая жара, – проворчал Жозеп. – Если такая простоит еще неделю, половина постояльцев нашей прекрасной богадельни прямиком отправится в рай. При таком пекле это немудрено. Тут не то что нашим доходягам – а и молодым несладко приходится. Вчера в Таррагоне умер девятнадцатилетний парень. Работал, бедняга, на солнце – и не знал, что все может закончиться так скоро. Каким местом думает эта молодежь!? Не знаю – но не мозгами, это точно! Я-то держусь огурцом, мне все нипочем – но не все же такие, как я. Как там твои девочки? Как красавица Мелисса? Как Катюша?

– Отлично, как и всегда. Катюша в школе. Ночью или утром у нее выпал еще один зуб – я нашел его на столе кухни. А Мелисса умчала в город – как обычно. В городе у нее всегда куча дел найдется – деревенская жизнь не по ней!

– Да… Такую красотку в деревне не удержишь – это точно! Убойная штучка твоя Мелисса. Красавица, одно слово! А задница… У бразильянок и вообще задницы – мое почтение, но у твоей… – Жозеп даже причмокнул языком от удовольствия. – Будь я помоложе, малыш, – уж я бы за ней приударил! Ты как-нибудь снова прихвати ее с собой, ладно? Сделай одолжение – дай хоть глазами полюбоваться!

– Ладно, – сказал он. – Ладно, Жозеп. Как-нибудь обязательно прихвачу.

Махнув старику на прощанье рукой, он зашагал дальше.

Домов по мере того, как склон крутел, делалось все меньше. В конце концов, они перебрались на узкие террасы, нависая один над другим. Дома представлялись ему непомерными зверями, каждый из которых, норовя переплюнуть соседа, в последнем, отчаянном усилии вздергивал свою тушу уровнем выше – да так там, в изнеможении, и окаменевал.

Ага, «окаменевал» – он хмыкнул, не соглашаясь с собой. Это только кажется, что дом – неодушевленная материя. Еще какая одушевленная! Ты придумываешь дом, строишь его, начинаешь в нем жить – и даже не подозреваешь, что все это время он незаметно и неостановимо прорастает в тебя. В конце концов он слепляется с тобой в единое целое, становится такой же неотъемлемой твоей частью, как рука, нога или ухо – и, когда по каким-то причинам ты решаешь расстаться с домом, то с удивлением обнаруживаешь, что без хирургической операции здесь не обойтись.

Раньше у меня никогда такого не было – может быть, потому, что это первый мой дом. Дом, который построили именно для меня и по моему проекту. Я придумал этот дом сам, от начала и до конца – на радость себе, Мелиссе и Катюше. Да, на радость всем – я же помню, как счастливо обживали мы дом после переезда из тесноватой квартиры в столице!

Но сейчас, когда он перестал мне нравиться, в особенности по утрам, и я все чаще задумываюсь о том, что нужно бы продать его – я понимаю, что сделать это будет совсем не просто: дом глубоко пустил в меня корни, дом оплел и спеленал меня узловатыми путами напрочь и не желает, видишь ты, меня отпускать… Что за глупости? Оставайся и живи – велит он. Ты меня породил – а теперь хочешь бросить? Не понимаю! Ну, а если все-таки хочешь сбежать – знай, что придется резать и рвать по живому, и не факт еще, что ты не загнешься от потери крови! Вот такие дела, оказывается, с этими домами – кто бы мог подумать!?

Из-за жары ему трижды пришлось останавливаться и скидывать рюкзак, чтобы напиться. Зато наверху, в густой тени пиний, было почти хорошо. Здесь всегда дул ветер – и сейчас он был особенно кстати.

Четыре столика со скамьями выстроились в ряд всего в нескольких метрах у отвесного края. За ними, еще ближе к обрыву, цеплялись отдельной группкой за край еще три пинии и – ухала звонко и страшно вниз пустота. Испанцы всегда поражали его ничем не оправданным, веселым и каким-то детским легкомыслием. Край обрыва не был абсолютно ничем огорожен.

Два года назад, летом, во время праздника, парнишка-школьник сорвался вниз и, как и следовало ожидать, разбился насмерть. Бедняга перепил пива и просто хотел отлить. Смерть человеческая бывает нелепой – но от этого не перестает быть смертью. Несколько раз они забирались сюда всей семьей – он, Мелисса и Катюша – но, похоже, нравилось это только ему. Девочки не находили в карабканьи наверх особого удовольствия – и после пары-тройки раз отказались от этих прогулок наотрез – решительно и навсегда. Да он, если честно, и не настаивал, и даже рад был: с ними он не мог сосредоточиться, как следует, на работе, потому что вынужден был постоянно следить, чтобы шустрая Катюша не приближалась к опасному краю.

Два часа он прилежно работал: отвечал на письма клиентов, звонил Вадику в Бостон и Алле в Тель-Авив, обсуждая кое-какие детали по текущим проектам; после прилежно изучал тему пищевых добавок – в работе было сразу два сайта по этой тематике. Когда-то он начинал как копирайтер и сейчас не собирался бросать это занятие, зная, что вряд ли кто-то лучше его способен сделать яркий, короткий и эффектный текст, задачей которого является привлечь, зацепить, убедить и заставить сделать покупку.