Елена Адаменко - Смех Касагемаса. Роман

К Изе Герман перебирался из личного «полевого лагеря» в Петергофе. В здешнем музее он из года в год устраивал себе сверхтрудовое лето. Первый раз это было после первого курса – в 2005-м, теперь, восемь лет спустя, он считал, что отработал свой последний сезон. «Лето» для него означало «Петергоф».

В мае он традиционно снимал у своего университетского приятеля крохотную квартирку. Она располагалась в сером трехэтажном доме, коих – наряду с пятиэтажками той же масти – множество было построено неподалеку от «царства Нептуна». В другое время это помещение служило хозяину складом ненужных вещей. Герман расчищал для себя часть пространства и заступал на вахту. Время сессии давалось ему нелегко, но дальше можно было полностью посвятить себя служению мамоне. Для него, жившего без посторонней помощи, только на свои, сезонная работа в парках Петергофа оказалась прекрасным вариантом: он все-таки ощущал смену времен года, дышал загородным воздухом, да и чуть расслаблялся – музейный день напряженный, но все же не очень долгий. Вечера принадлежали ему безраздельно.

Иногда за лето удавалось накопить на краткий «эконом-рывок» по «местам силы» Пикассо (Париж, Мадрид, Барселона), чтобы составить о них хотя бы самое общее представление. О более основательных путешествиях пока можно было только мечтать, а мечтать Герман не любил – предпочитал планировать и осуществлять.

Он водил экскурсии по парку, это лучше всего оплачивалось. Кроме того, при случае мог прихватить пару местных музеев – Монплезир, Екатерининский корпус, имел на это официальное разрешение. Работа, изматывающая морально и физически, удовольствия приносила ему немного, но при приложении экстраординарных усилий (однажды за весь летний сезон он позволил себе лишь три выходных) давала возможность потом несколько месяцев меньше думать о деньгах и больше – о деле.

В ежедневной рутине случалось всякое: иногда группа туристов торопилась, например, к поезду либо самолету или в ней оказывалось слишком много маленьких детей, тогда прогулку по парку поневоле приходилось сокращать, что позволяло быстрее вернуться в экскурсионное бюро и получить новую группу, а значит, еще одну выплату. Экскурсии в музеях, если их удавалось попутно провести, тоже приносили доход.

«Экскурсовождение» означало ежедневное рутинное говорение до вполне ощутимого состояния «язык заплетается», до потери голоса (особенно часто – в первый год, с непривычки), способствовало выработке физической выносливости, умения ловко скрывать усталость, а также при любых обстоятельствах «держать лицо».

Обстоятельства и неприятности бывали всякие. Чаще всего, конечно, совершенно рядовые, организационно-хозяйственного порядка. Туристы же всегда ищут приключений. Иначе зачем нужны путешествия? Например, лестницы – роковое место. С учетом маниакального желания посетителей парка фотографировать и фотографироваться неприятностями грозят любые неровности, а традиционный маршрут по Нижнему парку начинается со спуска у Большого каскада.

Шум, плеск воды очень стимулируют у «дорогих гостей» желание посетить туалет, а их в парке немного… Бесконечные заботы о том, чтобы все желающие «сделали это» и не отстали от группы – еще один непременный пункт в списке обязанностей экскурсовода.

А бéлки? С виду милые, но вот уж где внешность обманчива: на самом деле жадные и коварные, цапнут за палец – будет и крику, и шуму, и «подайте жалобную книгу»!

К концу сезона (обычно он работал до середины сентября) Герман становился исключительно стройным, безмерно усиливалось ощущение бессмысленного аттракциона, накапливалась огромная усталость. Но в ходе этого изнурительного марафона Герман ставил для себя и решал довольно увлекательные интеллектуальные и психологические задачи.

Маршруты движения по парку были едиными для всех, но каждый экскурсовод все же создавал собственную версию рассказа и «обкатывал» ее на нескольких первых группах. В первый свой сезон Герман, усердно потрудившись, сформулировал насыщенный датами, именами, интересными фактами текст, зазубрил его и пытался вкладывать в головы посетителей как можно больше информации: кто из царствующей династии, государственных деятелей здесь жил и бывал, кто влиял на судьбу резиденции, кто из архитекторов и художников здесь творил, что сохранилось, что, как именно и почему изменено и так далее. Довольно быстро выявились проблемы, и немалые. Обнаружилось, что туристы, пришедшие или доставленные экскурсионным автобусом «на фонтаны», в изобилии данных совершенно не нуждаются – наоборот, безнадежно в них запутываются и начинают тосковать. Он научился узнавать особое выражение глаз – по Веничке Ерофееву, «пустых и выпуклых». Несколько первых групп, которые Герман осчастливил своим «ведением», покинули его с огромным облегчением и ушли сильно утомленными. «Как забуду? Он вышел, шатаясь, искривился мучительно рот…»