Сергей Захаров - Красное спокойствие. Современная трагедия

Графский город, славный город – Барселона. И сердце ее, продолжающее глуховато, ритмами рваными, стучать – Готический квартал. Древний город, вечный город… Дряхлый город – а как без этого? Две тысячи лет – серьезный срок.

Здесь – в Готическом квартале, в районах Борн и Раваль, в противовес буржуйскому Эйшампле или элитно-аристократическому Педралбес, обретались проституты и проститутки, педерасты, трансвеститы и транссексуалы, мелкие наркодиллеры, карманники и прочее жулье всех и всяческих мастей – в чарующей вони марихуаны, в привычных миазмах канализации и построенных в кровавые века домах, на улочках в размах рук шириной…

Здесь, в сотнях дешевых отелей и тысячах еще более дешевых апартаментов бесконечно вертящейся сумасшедшеглазой каруселью сменяли друг друга сотни тысяч молодых, романтически настроенных разгульных интуристов, каких неукротимо тянул к себе терпкий, с душком, аромат запретных удовольствий: ими, что и говорить, Старая Барселона славилась всегда.

Выйдя на те же пресловутые Бульвары, по которым среди разноязыкой толпы курсировали от площади Каталонии к Колумбу и обратно вежливые городские полицейские, за пять минут можно было купить все: от свежеукраденного у английского туриста айфона последнего поколения до двухметрового, атлетически сложенного педераста-негра с голубыми зубами и совершенным знанием японского языка.

А сойдя и углубившись чуть в сторону по одной из кривых тесных улочек, вы тут же попадали в царство узаконенной марихуаны: больше сотни официально зарегистрированнных клубов любителей веселой травы украшали этот криминальный оазис Барселоны.

Впрочем, и без клубов дурманящим дымком подтягивало, в особенности вечерами, отовсюду, а горбатые добродушные морды верблюдов из папье-маше, торчавшие там и здесь из публичных заведений наружу, безошибочно говорили искушенному знатоку: да, здесь можно купить! Что уж говорить, если даже монументальная колонна Колумба красовалась разудалыми листьями конопли!

Для тех же, кто искал забвения покрепче, на выбор предлагались самые разные смертельные порошки и снадобья мира – от классического, возлюбленного Фрейдом кокаина до новейших дьявольских разработок экспериментальной химии: знай, плати, приближай дрожащую гибель!

Спустившись по грязным, с разноцветными парусами застиранного в дыры тряпья каньонам улиц Раваля пониже и поближе к воде, в квартале красных фонарей можно было лицезреть поразительный барселонский паноптикум жриц продажной любви – страшнее и забавнее которых не предлагал ни один город и порт мира!

И всюду, всюду: на улицах и площадях, в арках и подворотнях – всюду и везде мелькали одинаковые лица безлико одетых особей мужского племени: одинаковые прежде всего плохо скрытым злым охотничьим азартом в замутненных бусинах глаз. И губы у них были одинаково схлопнуты в полосу, и, даже не видя, можно было не сомневаться: стоит любому из них распахнуть рот – у каждого обязательно обнаружится одинаковый арсенал кривых и хищных, как у барракуды, зубов.

И точно так же, как барракуд привлекают и провоцируют на атаку блестящие предметы подводных пловцов, типов этих, барселонских жуликов, патологически влекли к себе ценные вещи и деньги других людей – и даже огромное отделение городской полиции, расположенное прямо на Рамблас и глубоко вдававшееся в этот самый Раваль, не мешало охоте без края и конца.

Но так ведь и должно быть! Кому не известно, что полицейские и жулье существовать друг без друга не могут, они так же неразрывно слеплены в одно целое, как две стороны одной монеты, и всего расстояния между ними между ними – ребристая дорожка монетного гурта.

И для тех, кто ехал сюда не на неделю, а навсегда, именно Старый город становился первым полустанком на долгом непредсказуемом пути.

Здесь, в почти не пригодных для жизни средневековых халупах, по четыре семьи в квартире, находили приют бледные, приехавшие по туристической визе эмигранты из России, изгнанные с суровой родины нищетой и дефолтом, привлеченные в Барселону солнцем, морем, ощущением вечного праздника, благоприятными условиями легализации и большими надеждами на райскую жизнь – и лучшая их половина, готовая, стиснув зубы, терпеть и не чуравшаяся любой, самой тяжелой и грязной, работы – а другой здесь и не предлагали – действительно попадала со временем если не в рай, то в далекие его окрестности.

Таких россиян испанцы привечали, да и как иначе: люди ответственные, серьезные, исполнительные и работящие, да и традиции-обычаи новой родины они охотно принимали и усваивали нараз.