Сергей Захаров - Красное спокойствие. Современная трагедия

Представить эту чету порознь было невозможно – а теперь вот старуха одна, без придатка. Без третьей ноги – или без хвоста. Хвост отвалился и больше не отрастет – а оказывается, он был все-таки нужен…

Да и от самой сеньоры Кинтана осталось не так чтобы и много: облегченный донельзя костяной каркас, обтянутый сильно изношенной кожей, пара сумасшедших глаз на откровенном черепе, облачко редкое крашеных в платину волос – но осталось все!

Осталось все: шум, запах, саморощенные огурцы, которыми она по-прежнему хвастает так, будто получила за них Нобелевскую премию; осталось ее вечное «маленький Пуйдж» и даже цвет жакета, пламенный, как и всегда…

И в этом вся суть, сказал он себе. В этом вся суть – сеньора Кинтана знает, как жить. Знает секрет, который ведом и Пуйджу, и всякому другому истинному каталонцу, и секрет этот заключен в одном неброском, вроде бы, но наиглавнейшем слове: спокойствие.

Спокойствие. Спо-кой-стви-е. С-п-о-ко-й-с-с-с-т-в-в-и-и-е – и еще раз спокойствие. В этом вся соль.

Ведь что такое, по большому счету, спокойствие? Это искусство жить днем сегодняшним, здесь и сейчас. Не торопиться. И не отставать. Просто жить – со временем в ногу. И дышать – со временем в такт.

Отставать нельзя. Потому что прошлого нет: оно потому и зовется прошлым, что уже про-шло, про-ехало, про-бежало, про-катилось по небосводу, про-висело еще семь минут над зверем моря: далекий, уже нежаркий багровый шар – и про-валилось, про-пало в бескрайней воде. Да, да, все так: темнеющие обвально минуты, всплеск далекий – и нет ничего. Про-шло. Разве что потом, потом, в глубокой седой зрелости – воспоминания редкие, вечерние, под настроение, лучше всего – с человеком хорошим и хорошим вином. Воспоминания… Не пламя, но отсвет его на далекой стене; не огонь – а дотлевающие угли прогоревшего костра. Угли, обращающиеся неумолимо в пепел. Вот именно – пепел и есть! Тлен, прах и пепел. И ворошить его без особой нужды – значит, жить небытием и воровать у себя жизнь настоящую. Не-е-ет, отставать нельзя!

И спешить нельзя. Это еще бОльшая глупость! Самая, может быть, большАя из придуманных глупостей.

Потому что будущего нет тоже. Нет, и никто не знает, каким оно будет – тем более, в спятившем с ума двадцать первом от Рождества Христова столетии. Но одно известно наверное: уже придуманы одинаковые секунды, месяцы, годы – придуманы и запрятаны в саркофаги часовых корпусов. Приложи ухо, приложи и прислушайся: бу-дет, бу-дет, бу-дет, бу-дет…

Слышишь, как щелкает? Щелк, щщелк, щщщелк – с нежным подзвоном пружинки и неумолимостью палача. Щщщелк, щщщелк, щелк – механическими мерными шагами. Как будто смерть шагает дальним коридором. Не от тебя – к тебе. И каждый шаг-щелчок – минус одна. Минус одна секунда твоей жизни. Сколько там их, закрученных в тугую жесткую спираль – кто знает? Будущее не дано знать никому, но одно известно наверное: там, в этом всегда неизвестном, не наступившем, а значит, и не существующем, будущем, оставшихся щелчков – гораздо меньше, чем сейчас, а вот червей, ожидающих твоей мертвой плоти – не в пример больше. Это всякому должно быть понятно. Так зачем же гадать о том, чего нет, но от чего все ощутимее попахивает смертью?

Прошлое – пепел и тлен, и будущее – тлен и небытие.

Единственное бытие – настоящее: из плоти, крови и солнца; из чарующих ароматов жареных рыб и гадов морских в обеденный час над Барселонетой; из снежных парусных треугольников над средиземной водой и знакомых с детства звуков дудочки точильщика ножей поутру; из раскрытой ждуще розы влагалища и вскриков гортанных той, кого ты считаешь лучшей женщиной на земле и в прилегающей вселенной; из лая звонкого Пенелопы, когда она берет след, и кисловато-ядреного запаха пороха из горячего еще от выстрела ствола; из свежести близкого снега, когда ты выходишь вечером на террасу курить – и немого восторга, когда ты видишь поутру, как он лег, впервые в этом году, на громоздящиеся в небо пиренейские вершины…

О настоящем нет нужды вспоминать, и гадать о нем тоже не нужно – им нужно жить. Жить сегодня, здесь и сейчас. Жить в настоящем мире. Только такой мир – прекрасен и сущ, и единственно верен! В этом мире ты берешь красивую, в соку, женщину одиннадцать раз за ночь, и в одиннадцатый раз – как в первый. Для этого, собственно, ночи и существуют.

А утро? Невозможно себе представить утро без кафе, без чашки ядреного кофе и круассана – горяченького, только из печи, пахнущего счастьем, детством, бессмертием, которое только в детстве нам и доступно…