Как-то давно я жила в хибарке в посёлке на Азовском море, платя за неё бешеные деньги. Хозяйка, абсолютно простая баба, взяла у меня почитать журнальчик, в котором в первый раз в моей жизни напечатали моих два рассказа. Впрочем, вру. Рассказ был один – про кота Дантеса с печальной судьбой (его утопила подруга детства моей Ляли в ручье). А вторая вещь была небольшая автобиографическая повесть под названием «Сукина мать». Собственно, с неё и началась моя пейсательская стезя.
Так вот эта тётка по прочтении всего этого начала меня дико восхвалять. Даже с Чеховым сравнила. Вообще-то, я бы предпочла, чтобы она меня сравнила с Достоевским – не люблю я Чехова за его героев, всех этих жалких обывателей, проживших свои бесполезные и беспросветные жизни в конце 19 века.
Но суть не в этом. Я ей так понравилась потому, что, как она сказала, я не пишу «цветистым слогом». Пишу просто и конкретно всем понятные вещи. Тут она права: я терпеть не могу какую-нибудь Дину Рубину именно за её вычурный слог, за множество якобы красивых эпитетов, которыми она опошляет всё повествование. Без них бы ещё сошло.
В общем, если начать углубляться в эту тему, можно писать бесконечно. Но я не собираюсь заниматься тут литературоведением. Моя жизнь зашла в полный тупик, из которого мне очень хочется найти выход, а по предыдущему опыту я знаю: когда пишешь о своей жизни, анализируя все её подводные течения, это сильно помогает в ней разобраться.
Тем более, что мне совершенно нечего делать. Я принадлежу только сама себе, впервые в жизни – полная свобода, я никому ничем не обязана, и у меня куча свободного времени.
Если бы мой прадед Андрей Ливанов не женился бы в начале 20 века на девице Надежде Артоболевской, то меня бы на свете не было. Он был преинтереснейшей личностью. В их многочисленном семействе мальчикам давали в основном две профессии: они становились либо артистами, либо священнослужителями. Андрей Ливанов вполне мог стать артистом, внешность позволяла. Но он выбрал второе, хотя по рассказам его старшей дочери, то есть моей бабушки, был неверующим.
Но вот чего никто не мог предвидеть, это того, что к власти придут большевики, которые не только будут отрицать религию, но и яростно бороться с её служителями. И как я однажды вычитала в интернете на сайте РПЦ, они убили моего прадеда и с ним вместе его братьев и других родственников, приписав им, что они вели борьбу против советской власти.
Отец Андрей служил на Алтае. Там, в селе Чарыш Бийского уезда у них с моей прабабушкой родилось десять детей. И однажды к ним явились красноармейцы с целью их всех убить, но слава Богу, они уже были далеко – крестьяне дали им сытую лошадь, дед Андрей покидал всех в кошеву (дело было зимой), и красноармейцы не смогли их догнать. (Вот опять моя жизнь подвергалась опасности, опять я могла не родиться!). И на какой-то глухой заимке они пересидели самое страшное время.
Какая всё-таки случайность – появление человека на этот свет! Моей матери врачами было запрещено рожать, поскольку она была очень больна. Что это было правдой, подтверждалось тем, что она очень рано умерла, мне не было и 16-и лет. Но она не послушала никого, и я появилась на свет. Впрочем, бабушка тут же меня отобрала, а мать и не сопротивлялась, ей было всего двадцать лет, и, видимо, очень хотелось устроить личную жизнь, ребёнок ей особо не был нужен.
Дети таких вещей не прощают. И, как это ужасно ни звучит, я к своей матери любви не испытывала. Но бумеранг вернулся: теперь моя дочь не испытывает любви ко мне. А это, знаете ли, очень неприятно, особенно когда знаешь, что ты была хорошей матерью и жила исключительно для своего ребёнка.
Впрочем, нет. Опять лукавлю. Когда мы съездили в круиз на Кижи и встретили там Лялю, она мне совсем не понравилась. И долгое время мы катались к ней в Москву лишь только потому, что об этом меня просила Женя. У неё завелись с Лялей общие интересы – обе они оказались заядлыми лошадницами. Они ездили по конюшням, даже в музей коневодства Ляля её водила. Для одиннадцатилетней девчонки это было дико интересно. Так продолжалось года три. Ляля очень любила путешествовать, например, она однажды надолго уехала в Варшаву, где у неё жили родственники, и предложила нам пожить у неё, в центре Москвы. Мы заявились туда всей оравой, с нами был мраморный дог Дэнди, он тогда был щенком, и подобранная нами в Балабанове собака Дина, у которой тогда тоже родились щенки. К счастью, в квартире Ляли была такая просторная кладовочка, куда мы всё это собачье семейство и поместили.
Читать дальше