Никита Немцев - (Апокалипсис всегда)

– У нас ремонт какой-то? – спросил он тихонько у заящицы, покуда Волочай палил свечку перед пустым алтарём.

– Иеромонах Бодуницкий вам всё объяснит, – ответил упитанный басок (монастырь-то всё-таки мужской). – Он сейчас на озере, с рабочими разговаривает.

Будимир кивнул Волочаю: они вышли, обогнули храм и прошли через зелёную калитку («вход без разрешения не благословляется!»): блеснуло озеро – осторожные волны ребрятся на ветру, а по кромке следует камыш. На кривом причалике стояла рабочая баба в платке, простая-простая (лицо как бы случайно шмякнутое – без размышлений о пропорциях и будущих детях). Батюшка Бодуницкий – в чёрном подряснике, с животиком, бородой в два клина и деревенским носом – стоит рядом, что-то благочинно поясняет:

– …Не-ет же! Бог ещё до времени был. Он и есть его Творец.

– И Троицы тоже?

– Нет же! – улыбнулся Бодуницкий. – Он и есть Свята Троица. Понимаете… – Он принялся наглаживать правый кусок бороды. – Уот, как бы есть книжка: кто её написал – то Бог Отец, кто её герои – то Бог Сын, а кто её читает, жизнью одухотворяет – то сам Свят Дух и есть.

– Но когда я читаю Гоголя – я же не становлюсь Гоголем. – Будимир стоял шагах в десяти.

Бодуницкий – (в некотором ступоре) – оставил бороду.

– Н-да. Неудачный пример. В другой раз продолжим, Лизонька, а пока извините.

– Это вы извините! Так вы хорошо всё объясняете…

Она поцеловала у него ручку, а Бодуницкий перекрестил её и, раскачиваясь как кораблик, подошёл к Будимиру с Волочаем.

– Наконец-то вы! Ну пойдёмте.

Ветер дунул им в спину, волны продолжили ребриться.

                        М

   «Значит, в библиотеке есть книги,

   содержащие лжеученья?»

     У. Эко. Имя Розы

– Вчера была годовщина… – проговорил Бодуницкий хмуро, поднимаясь в горку (крест на животе болтался как игрушка). – Сорокоуст читать будем.

– Спасибо… – отозвался Волочай.

– Да упокоит Господь его душу и простит ему все согрешения…

– Аминь. – Волочай шмыгнул скорбно (и даже непонятно, всерьёз он или играет).

Они приблизились к библиотечной башне – жёлтой, с белыми колоннами и огромным екатерининским окном-витриной (а сбоку дверка). Бодуницкий потянул её и настойчиво пропустил ребят:

– Да вы ступайте-ступайте.

Всё по кругу было уставлено многоразными переплётами – от тучных, паутинных до развратных покетбуков: они были везде, не отставая от взгляда даже на лестнице (из них стены и состояли) – пребывая где-то за пределами гармонии и хаоса: Белинский, Майринк, Фома Аквинский, Платонов, словарь Даля, Тысяча и одна ночь, Иоанн Дамаскин, введение в тригонометрию, «Спецназ России», самоучитель корейского языка, Тредиаковский, Пруст, Блаженный Августин, Брэдбери, вторая часть «Поэтики» Аристотеля, Рамаяна, Лотреамон (это им Волочай подсунул), Драгомощенко, Исидор Севильский, Даниил Андреев, Кроули, Лесков, Лосев – архимандрит составлял библиотеку по своему образу и подобию (а книги предшественника – задвинули во второй ряд: слухи так говорят).

Мимо книжных надгробий, скрипя лестницей, они поднялись в кабинет: четыре узкие окна, ползущий бледный свет, рабочая стремянка, затюканное кресло, советский стол и неуклюжая лампа под канделябр (под неё бы и посадить Аврору писать диссер).

Едва Бодуницкий их догнал, Волочай смиренно вопросил:

– Но, преподобный, что за дело понудило призвать нас?

– Не ёрничай, сын мой.

Он прошёл мимо. Глаза Бодуницкого были бесцветны, пепельны, усталы. Едва заметно пыхтя, он открыл лежавшим тут же ключиком широкий ящик и стал выкладывать что-то на стол.

– Полюбуйтесь-ка, – сказал он – и отошёл, и отвернулся к окну.

Это были иконы – и странные же! Каким-то Анубисом на Будимира смотрел профиль с пёсьей башкой (притом, пёс был с книжкой, нимбом, и вообще довольно благочестив); рядом расположились белоснежный старик с треугольным нимбом, трёхлицый Христос (растаращило что надо) и откровенная свастика с вписанными иконками и Символом веры. Справа от них притулилась Богородица – масляно-ясная, в шершавых тонах осенней листвы (или ржавчины?): сияющего Младенца она вдруг воровато подхватывала третьей рукой.

– Это что?.. – Будимир не мог оторвать цепенеющего взгляда: образа́ не только обжигали, но и притягивали (как слабый удар током).

– Одарил нас кто-то! С утра храм наш открываем, а там уот такая уот срамота… – Бодуницкий встал у окна, до хруста крутя свою бороду. – Иконы, конечно, не адописные, – но уж сами подумайте…