Дмитрий Коровин - Видеосклеп

– Вижу, – ответил Дин. – А названия у орешков есть?

– Белая – Сондра Плат, рыжая – Николь Дилэни, – пояснил Хобб, затем судорожно вздохнул и нагнулся к уху соседа. – Трахнуть бы обеих, а после хоть в пекло адское…

Новичок усмехнулся.

– А что за пацан на передней парте, мелкий такой, в очках?

– Лью Карсон – слизняк, сексот и прихвостень избранных.

– Кого? – не понял Дин.

– Ну, избранных, богатеньких, красивых! Великолепный кружок! Ты, блин, как с Луны свалился. В каждой школе встречаются подобные разделения. В Портленде разве такого не происходило?

– Не замечал. Особо одаренные и зажиточные в нашу школу не захаживали, да и в классах никакого разделения не было, никто не выделялся.

– А-а, понял. Значит повезло. Придется тогда кратко ввести тебя в курс дела… – Хобб прервался и обернулся на хлопнувшую дверь.

Класс стих, появился учитель математики – высокий, широкоплечий человек с густыми седыми усами.

– Черт, Йети как всегда обломит… – продолжил сосед. – Ты знаешь, я на уроках не треплюсь, давай оставим до перемены. Будет длинная, на улицу пойдем, там всех и увидим.

– Странная фамилия – Йети, – прошептал Дин. – Эскимос что ли?

– Это погоняло его, дурик.

– Сели все! – гулко громыхнул голос этого важного человека.

Шепот стих и даже бороздящая воздух муха испуганно прикорнула на лампе, выключив жужжание своих пропеллеров.

– Кто отсутствует? – грубо спросил учитель с интонацией палача и раскрыл журнал, словно список приговоренных к казни.

Белое солнце замерло напротив школы. Его по-летнему горячие лучи плавили лужайку перед лестницей, прожигали стекло, заливали классы и залы. Было жарко и душно, но небо уже посылало осенних глашатаев с севера в виде нескольких полупрозрачных приведений, проявившихся какими-то обрывками, словно подхваченные ветром подвенечные платья, сорванные с несуществующих невест.

При наблюдении подобного облака бабушка Дина Дэннинга всегда говорила, что это где-то расстроилась свадьба.

С мыслями о ней, бутербродом и баночкой пепси Дин устроился на боковых ступенях лестницы главного входа в школу. Здесь от колонны падала обширная тень, защищая от дикого солнца. Не спеша отпивая и откусывая, юноша глядел в небо, прикрывая лицо рукой, которой держал бутерброд.

Бабушка – мать отца, миссис Мод Дэннинг – единственный человек в жизни Дина, которого он по-настоящему любил, к словам которого прислушивался и всегда их помнил, несмотря на то, что встречался с ней всего несколько раз. Мод была виолончелисткой, к сожалению заурядной, но незаменимой для оркестра, с каким провела большую часть своего времени, не пропустив не одного выступления частых гастролей, фестивалей, конкурсов и прослушиваний. Оставшаяся вдовой задолго до рождения внука, она была еще более одинока, чем он. Жила на чемоданах и не на что не надеялась. Подобный образ жизни, испортивший Дину детство и половину юности, был унаследован отцом, хоть его профессия к музыке не имела абсолютно никакого отношения.

Дин часто думал о бабушке, особенно в часы невыносимого угнетения. Ночью, глубже зарываясь в подушку или на звезды глядя в окно, он знал, что где-то, на другом конце континента Мод, в борьбе с тоской, возможно, делает то же самое, думая о внуке, а значит, в эти часы одиночества они помогали друг другу.

«Если кто-то о тебе вспоминает, значит, ты уже не одинок» – это тоже принадлежало ее словам.

Мод умерла более трех лет назад в феврале месяце. Мать сильно тогда простудилась, и Дин был вынужден остаться с ней, не смотря на обещание отца взять его на похороны. Что ж, еще одна капелька злобы в переполненный стакан молчаливой ненависти. Теперь Дину не о ком больше думать, теперь и о нем никто больше не думает. Три года ночное небо остается пустым, звезды мертвыми, а он одиноким. И такое продлится еще несколько лет, какие нужно пережить, спрятать подальше все чувства, абстрагироваться от фантазий, стать роботом, углубившись вместо подушки в знания, в чем Дин пока не особо преуспевал. Но в противном случае он не сможет поступить в университет, а значит, и вырваться из родного, вечно меняющего адрес, дома.

– Вот ты где! – раздалось сзади, и Дина хлопнули по плечу.

Он вздрогнул, дернул рукой и уронил опорожненную банку пепси, которая звонко застучала по ступеням и выкатилась на асфальт.

– Извини, не хотел тебя напугать.

– Ничего, я просто задумался, – ответил юноша, оборачиваясь на Хобба Кёллера, присевшего рядом.