Любовь Соколова - В сумерках. Книга первая

Веник, самый младший из Крайновых, во всем походил на Михаила, только ростом чуть выше и будто более точным инструментом сделан. Горячо поддерживал он опасные затеи старшего, мотался по области с его поручениями, а порой и ночевал на оттоманке в кооперативной хрущевке брата.

Жена Михаила Света от свекрови ни ласки, ни уважения не добилась, хотя старалась угодить на первых порах от всей души. Свекор и Яша будто вовсе не замечали ее, каждый по-своему избегая общения. Зато с Веником она подружилась. Привечала, закармливала конфетами. Она не вникала в суть активности мужа и деверя. Знала, что не к бабам ходят, – и достаточно. Света быстро забеременела, благополучно родила. Роль матери и хозяйки дома воспринимала как приз за разумное поведение. Чего еще желать? Света родом из деревни. Как только стали давать паспорта колхозникам, поехала в город, согласная на койку в общежитии, на самую простую жизнь, бедную, трудную, лишь бы не в колхозе. А тут вдруг и муж, и сразу жилье благоустроенное, отдельное. Любовь не любовь, главное – семья, а в семье – достаток. Супружеский долг Мишка исполнял, зарплату приносил, подшабашивал, когда выпадала халтурка, а что не всё до копейки отдавал в общий котел, так на то и мужик, чтобы заначку иметь. Деньги он тратил не на водку. Покупал книги, радиодетали, теперь вот пишущую машинку принес. Дорогая вещь. Свекрови Света и похвасталась бы, но женщины кое-как терпели друг друга, а потому мать-полковник знать не знала о подозрительных покупках сына-подпольщика.

Молодые Крайновы трудились на единственном в городе несекретном предприятии – на кондитерской фабрике. Вероятно, на случай войны там предусмотрена была своя программа по выпуску продукции двойного назначения, потому что пресловутый «первый отдел» тоже имелся. Света его сотрудников опасалась, особенно когда выносила за проходную карамель в пакете, привязанном к панталонам. Мишку кондитерские секреты никак не волновали. Ел что дадут, карамель так карамель, хотя предпочитал сгущенку. К ним в ремонтный цех сгущенку и шоколад чуть не каждый день приносили. Слесари и сварщики нарасхват: оборудование старое, вечно ломается, рвется, в очередь на ремонт стоят начальники цехов, вот и прикармливают специалистов. Его по-настоящему занимало другое: он хотел для своей страны многопартийную систему.

Мишка рос командиром. Он появился на свет в оккупированной Германии в конце 1945 года и, судя по темпераменту, зачат был сотрудницей СМЕРШа и военврачом под канонаду победных салютов где-то в Восточной Пруссии. После Германии родители отправились служить в Латвию и там с периодичностью в два года произвели на свет еще двоих сыновей. Дети комсостава не ездили на лето к бабушкам в деревню. Ездили они на полигон. Бабушки обитали где-то далеко на Востоке, даже не на Волге, а на Таме. Это была родина, пока еще незнакомая. Туда отправляли фотокарточки, посылки и получали в ответ приветы. Встреча внуков с бабушками так и не состоялась: бабушки не дождались. Даже на похороны их никто из Риги не приехал. Далеко, не наездишься. Остались они в представлении Мишки чем-то гипотетическим, в отличие от дедов, которые воевали и пали на полях войны, упокоившись под фанерными звездами. Мальчишки в гарнизоне считали правильным воевать и умереть, чтобы закопали под звездой.

Мишке исполнилось двенадцать, когда ребята получили разрешение самостоятельно выходить в город. В двух кварталах от воинской части находился костел. Обегая знакомыми маршрутами городок, братья Крайновы обязательно посещали храм, где по очереди плевали в чашу со святой водой. Плевал один, двое прикрывали.

– Конспирация! – поучал пионер Мишка младших.

Конспираторы были схвачены на месте преступления. Родители вместе с товарищами по оружию обсуждали происшествие день, два, месяц! Хохотали, представляя, как набожные латыши осеняли себя слюнями пацанов:

– Святые слюни!

– Могли ведь и поссать…

Посещать культовое заведение гарнизонным детям запретили.

Мишка долго помнил, как священник выговаривал замполиту части, тщательно выбирая и коверкая акцентом слова:

– Дети не могли сами придумать такое оскорбительное действие. Кто-то их научил. Я не требую публичного наказания. Я рекомендую вам выявить этого непорядочного человека, подстрекателя. Такие шалости могут принести много вреда.

Детей никто не науськивал. Они сами уловили враждебность взрослых по отношению к местным, к их непрошибаемой набожности, причем даже не православной, а другой, совсем уж чуждой русскому человеку-победителю. Латышей следовало перековать, приучить к нашим правилам, сделать вполне советскими. Про некоторых отец так и говорил: мол, вполне советский, хотя и латыш. О других наоборот: не наш человек, доработка требуется. Мишка ощущал себя неправым.