Марина Ганзенко - Питер-2070

Натягиваю джинсы и футболку, потом отворяю дверь. На пороге Андрей; он пьян. Видимо, его гарпия-жена упорхнула на выходные к матери. Он врывается в квартиру.

– Ты – сукин сын. Ты – неблагодарная тварь. Я тебе добро хотел сделать, а ты обделался по полной программе. Убью, – орет он. – Где мой пистолет? Эта серая скучная жизнь невыносима!

Он хватает пистолет с тумбочки и направляет его себе в висок. Я выбиваю оружие из его рук. Он шмыгает носом и, как ни в чём не бывало, уходит.

Я прикрываю дверь и собираюсь вернуться в объятия прекрасной Клары. Но, повернувшись, вижу дуло пистолета, направленное на меня.

Клара уже успела одеться. Её волосы растрёпаны, а взгляд немигающих глаз способен испепелить меня.

– Что это? – сдержанно и тихо спрашивает она.

В её руках мой план идеального убийства, расписанный на бумаге, а также резюме с надписью «Умри».

– Ты хотел меня убить? – я молчу. – Почему?

– Я ненавижу роботов. Вы отняли у меня мою работу и мою жизнь…

Клара смотрит на меня с отвращением.

– Да что я тебе сделала плохого? У меня дочь… – она заикается, – у меня дочь. Я не люблю мужа, но обожаю мою доченьку. И люблю мою жизнь. Мне всего лишь четыре года. Я хочу побывать в Париже, в Риме, хочу увидеть, как моя девочка выйдет замуж. Ты пишешь, что я бездушная тварь. Но, похоже, у тебя тоже нет души. Ты просто жалкий псих, заигравшийся в благородного мстителя.

Продолжаю молчать. Как ей объяснить, всё, что у меня на сердце? Каждый мускул на лице Клары напряжен. Она в бешенстве от моего молчания.

– Ты хотел совершить идеальное убийство? Я его тебе покажу. Сегодня, 28 апреля, полдома слышали, как твой сосед вопил, что убьёт тебя. Я знаю, что он хватал пистолет. Значит, на нём есть его отпечатки. Никто не видел нас с тобой вместе. Никто не знает, что я здесь. Я уничтожу твой коварный план, сотру записи с камер, подключив моих друзей из правоохранительных органов, и нас уже ничто не будет связывать.

– А как же твои отпечатки? – выпаливаю я.

– У меня их нет, – отрезает Клара. – Зачем машине отпечатки?

– Когда мою флешку достанут из шеи, все узнают, что это сделала ты.

– Твой убийца, тот мужчина, вполне может извлечь и уничтожить флешку, недаром же он айтишник в «Флеш Индастри». Я тоже с этим справлюсь, – парирует Клара.

– Но робот не может убить человека?

– Я ведь предупреждала тебя, что я не обычный робот, – отзывается Клара, нажимая на курок.

Осень разлилась по Петербургу незаметно. Ещё вчера все деревья щеголяли зелёными листочками, а уже сегодня жёлтый цвет преобладает в пейзажах. Вечер опускался на город неспешно и лениво. В воздухе зажглись «звёзды» фар флайкаров. Других звёзд не видел уже давно, возможно с самого детства. Я одёрнул пальто и зашёл в цветочный магазин.

– Что Вам подсказать? – молниеносно спросила молодая девчушка.

Трясётся за свою работу, бьюсь об заклад. Знает, что её вот-вот могут заменить каким-нибудь роботом.

– Мне жёлтые тюльпаны, – не задумываясь отозвался я.

По-другому и быть не может. Для бабули могут подойти только жёлтые цветы.

Меня воспитала бабушка. С ранних лет помню её ласковые руки, звонкий смех, невероятный несуразный жёлтый костюм, который она носила практически не снимая. Дедушка (царствие ему небесное) называл её «желточком». Когда мне было грустно, я шёл к бабушке; когда страшно – к ней; да и когда хорошо – стремился разделить это счастье с бабулей.

В детстве я был пухленьким мальчиком только из-за нашего с бабушкой ритуала: она рассказывала мне истории, а я должен был в это время есть. Как же было чудесно слушать бабулю и лакомиться домашними пелемешками!

Три квартала, и двери областной больницы. Обстановка внутри для меня привычная – белые стены, пол, чистый настолько, что с него, пожалуй, можно было бы есть, и металлическая стойка регистратуры, за которой хлопотала пара роботов старого поколения. С тех пор, как с бабушкой случилась трагедия, я стал завсегдатаем этого расчудесного заведения.

Шёл по коридору и нервно сжимал букет. Ещё пару шагов, и я смогу снова поговорить с бабушкой. Распахнул дверь палаты с оглушительным возгласом: «Бабушка, здравствуй, родная. Я принес тебе твои любимые тюльпаны!» А в ответ получил только её непонимающий взгляд.

Моё сердце забыло, что значит мерно выстукивать ритм.

Дверь палаты открылась, и на пороге возник бабушкин хирург и еще какая-то тётка в белом халате (по-видимому, медсестра).