– Успеется, – отмахнулся я. – Мне только шестнадцать. Тем более я не уверен, что мне нравится все это.
– Вот дурак, – сказал Доминик с раздражением. – Я тебе рассказываю не о каком-нибудь идиоте, а о приличном, добром человеке, который увидел тебя однажды и теперь только тобой и бредет.
– Какой-нибудь старик?
– Точно дурак, – повторил Доминик. – Ему двадцать пять. У него своя фирма в городе, поэтому у него водятся недурные деньги. Твой отчим тебя скоро выживет, помяни мое слово, тебе нужно учиться жить в этом диком мире.
«Хорошо» – подумал я. – «Я ничего не теряю. Если мне все это не понравится, я просто встану и уйду».
В назначенный день Доминик повел меня в клуб «Лаванда». Этот клуб был подпольным и находился где-то в темных переулках нелюдимой части города. Я знал, что в этом клубе собираются такие, как Доминик. Там мы заказали много маленьких пирожных и чая. Потом к нам присоединился знакомый Доминика. Мосье был весьма почтенного возраста. Седые бакенбарды и кустистые брови не могли скрыть его неподдельную счастливую улыбку при виде мое приятеля. Он любезно все оплатил, а потом в назначенное время пришел тот самый господин, о котором шла речь. Звали его Кристоф Бланшетт. И к сожалению, было не так просто установить сразу, был ли он хорошим или плохим. Его черные волосы были небрежно зачесаны назад, а впалые щеки искрились румянцев и сильно выделяясь на его бледном лице. Его яркие рысьи глаза не знали покоя, и в то время, когда он со всеми поздоровался, он тут же начал потрошить меня своим взглядом. Он поинтересовался как меня зовут.
– Ага, Айван значит, – сказал он улыбнувшись и продолжил беседу с приятелем Доминика.
И двигался он как-то необычно. Грация, присущая кошки прослеживалась в его каждом жеманном движении. Длинными пальцами он водил по столу и оттопыривал мизинец, когда держал чашку. Что-то без сомнения привлекало меня в нем, а внутри разгоралось желание поговорить с ним. Он был словно одним из героев, сошедших с экранов. Черный костюм и сигара, что он закурил позже рисовали передо мной образ настоящего голливудского искусителя.
– У меня есть одна потрясающая идея, – сказал он, обращаясь к приятелю Доминика. – Вы с Домиником можете взять мой автомобиль и поехать на премьерный спектакль моей очень хорошей подруги. Я позвоню и договорюсь о местах для вас.
– Право не стоит, – отмахнулся пожилой мосье.
– Ладно вам, это мой приятный и добрый жест.
– Всегда хотел побывать в театре, – восторженно заявил Доминик.
И, конечно же его поседелый приятель не мог ему отказать. Он любезно принял предложение Кристофа, а мы остались одни. Тогда он начал подступать, медленно и осторожно, позволив даже себе слегка дотронуться до моей руки. Изначально мне все казалось отталкивающим. Я не хотел вступать в эту богомерзкую игру, но спустя какое-то время я сломался, мне стало интересно и до жути любопытно какие плоды принесет эта маленькая пьеса, которую я был намерен разыграть.
Так прошла неделя со дня знакомства. Кристоф начал нравится мне все больше. Было что-то неотразимое в его манерах и голосе. Он не был особо разговорчивым, а только слушал меня и кивал. Я не знал, что у него за фирма, кто он такой, и каждый раз при новой встрече я ловил себя на мысли, что он может быть опасен. Возможно, он один из охотников на таких людей, как Доминик, как я, хоть я и не в полной мере считал себя таким. Мне нравилось думать о различных вещах, где я не в самом скромном русле думал о Кристофе, но не более.
И так, если не считать этого страха, я был счастлив. Он подарил мне кое-какие вещи – книгу сонетов Шекспира и новое пальто – он был очень щедр на подарки и водил меня в рестораны, на премьерные спектакли и кинотеатр, где я с восторгом наблюдал за актерами, все больше лелея свою мечту. Я мог получить все что хотел, мне стоило лишь сказать ему об этом.
Все это время Кристоф ограничивался только моими объятиями, но подарков стало больше, и через некоторое время плата за всю эту роскошь возросла. Он начал требовать каких-то новшеств в наших отношениях. Поначалу я шутил, тянул время и часто пропускал наши свидания, но однажды вечером он пригласил меня к себе домой послушать новую пластинку, которую привез из Америки. С полным энтузиазмом я прилетел к нему, где мы изначально и правда слушали музыку, он пил скотч, а я чай. Потом он обнял меня, начал очень больно сжимать и целовать, и у меня возникло ощущение, что все внутри приобретает мрачный оттенок и как-то переполняется тоской. Я вдруг почувствовал себя плохо, побледнел и отстранился.
Читать дальше