Эллиот Грей - Закат воскресным утром

– Оставь меня, – она отдернула руку и встала из-за стола. – Мне пора…

– Постой, Нинель, я пробуду здесь еще неделю, если что-то понадобиться, я буду в гостинице «У Розы»…

Забрав пакет, она упорхнула, растворившись в толпе людей среди холодных капель дождя. Меня не смутил ни ее внезапный уход, ни то, что ответ на вопрос так и не прозвучал. Внутри меня зародился лишь тревожный ком, который был намерен расти, из-за чего я стал волноваться за Нинель. Я даже не провожал ее взглядом, уткнувшись в белоснежную скатерть стола. Посидев еще несколько минут, с тяжелой головой и тугими мыслями, направился в гостиницу, дабы принять горячую ванну, отвлечься и подготовиться к свиданию. А спустя пару часов, Нинель растворилась в моем сознании, словно сахар в кипятке. Будто и не было сегодняшней утренней встречи и того странного следа на ее шеи.

– Все мы грешники, – произнес учитель.

Он взял мел и написал на доске несколько слов, а потом связал их воедино несколькими линиями. Эти уроки в воскресной школе были для меня настоящей мукой. Верил ли я в бога или судьбу для меня был всегда главным вопросом, но мой отчим, как истинный христианин внушил мне, что стоит мне услышать истинное слово божье и тогда во мне раскроется духовность.

– В первую очередь, мы должны понять от чего исходит наш грех, – сказал учитель. – Что же подтолкнуло нас на дьявольский путь. Как он просочился в наши души.

Он раздал всем листы и карандаши. В правом углу написал свое имя: Айван Легран.

– Излейте свою душу, господь вас услышит, – сказал учитель, поднимая руки вверх.

Я долго сидел и грыз карандаш, пока в классе слышался шорох листов и звуки грифа, плавающего по белой бумаге. Наверное, тогда учитель увидел мое смятение и подошел ко мне.

– Не знаю, что написать, – признался я. – А если я без греха?

Учитель улыбнулся:

– Начни с твоей хорошей стороны. Возможно потом ты придешь к своему греху, сам не замечая этого.

Я подвинул лист бумаги к себе ближе и начал писать. Но я так увлекся, что написал много лишнего, чего не следовало бы читать учителю воскресной школы. Поэтому за оставшиеся пятнадцать минут до конца урока я попросил еще один чистый лист, на котором описал свой ненастоящий грех, а первоначальную версию сохранил и спрятал в портфеле. Именно с этого исповедного урока и начался мой дневник.

В общем, своих родителей я толком не знал. Мой отец умер до моего рождения, а мать, выйдя замуж за моего отчима Теодора Симона, трагически погибла, упав с лестницы, когда мне было четыре года. Теодор, высокий и огромный мужчина, холодного и грубого нрава. Его большие ладони всегда были готовы отвесить мне пару оплеух. У него была сестра, которая была частой гостьей в доме. Такая же высокая и тучная женщина. Она меня не любила, оно и понятно, я не был кровью и плотью ее любимого братца.

– Дурная кровь! – как-то раз произнесла она за обедом в один из очередных дней, когда она у нас гостила. – Плод русской потаскухи! На твоем месте, Теодор, я бы сдала его в детский дом без раздумий. Не смотря на то, как бы ты сильно не любил свою бывшую жену, она была дурной!

Помню тогда в ушах зазвенело. Ярость и злость. Вот что я испытывал. Хотелось плакать от жгучей обиды, прожигающий мою грудь.

Спустя пару лет она умерла от сердечного приступа. И поделом ей.

В школе мне было легче, чем дома. Там лупили меня меньше. В свои шестнадцать лет я понял, что обладаю весьма неплохой внешностью и в тот же год я увлекся театром. Я записался на театральные курсы. Мне нравилось быть в центре внимания, стоять на сцене и играть, примерять на себе чужие лица. На этих же курсах я познакомился с одним парнем по имени Доминик. Ему было восемнадцать. Он был высокий и худой, словно фонарный столб. Он рассказал мне, что работает моделью в одном модном доме Страсбурга. Он был такой молодой, а уже недурно зарабатывающий. С тех пор у меня появилась маленькая мечта. Впрочем, я пока слабо представлял к чему я стремлюсь. Где-то вдалеке маячил образ актера. Вечеринки с шампанским, дорогие автомобили. Несомненно, ковровые дорожки и я на обложке журнала. Сидеть часами в собственном роскошном доме, принимать звонки и письма от поклонников. Идеальный образ моей жизни складывался так – жизнь в дорогом голливудском фильме.

– Нельзя тебе жить одному, – сказал однажды Доминик. – Ты парень красивый, бойкий, без поддержки ты пропадешь.

Мы сидели во дворе, Доминик курил и пытался совратить меня на различного рода пакости.