Геннадий Гусев - Колымская проза

Однако реальная обстановка выглядела несколько по-другому. Нарост льда, особенно на правом борту судна, был к этому времени уже значительный. «Осьминог» ощутимо осел в воду, стал глубже носом зарываться в волны. Скорость его хода, несмотря на «полную катушку» работающего двигателя, заметно упала. Стармех по внутренней связи всё чаще выходил на капитана и просил, умолял его дать команду сбросить обороты, чтобы хоть ненадолго предоставить отдых долгое время на износ работающему их «железному коню». С каждой минутой возникала реальность поймать «клин».

Самат понимал беспокойство своего старшего механика. Однако в этих условиях ничего сделать не мог. Сейчас сброс скорости означал бы неминуемую гибель их сейнера и команды. А так, если движок справится с громадной для себя нагрузкой, то существует реальная вероятность, что они, прежде чем стать ледяной глыбой и перевернуться, успеют дойти до спасительного магаданского порта.

Думал ли в этом момент капитан о принятым им самим на совещании со своими ближайшими помощниками неверном решении? О том, что вопреки рекомендациям, требованиям, полученным по экстренным каналам цифровой связи с берега, он сделал неправильный выбор? Теперь уже, наверное, нет. Это примерно то же самое, как на фронте: если началось сражение, все мысли командира и его подчинённых должны быть нацелены только на борьбу, на достижение победы, на выживание, а разборки – потом. Но то на войне, где есть не только убитые, но и пленные, раненые. Здесь же, при таком шторме, отрицательных температурах вероятности остаться живым нет ни для кого.

Да, на судне имеются спасательные средства, но вот будет ли время и возможность их применить в случае внезапной катастрофы? Один взгляд сквозь стекло рулевой рубки корабля отвечал на данный вопрос – они маловероятны. Да и промокшие, замёрзшие люди в открытом море во время шторма на вёсельных лодках или резиновом плоту долго ли смогут продержаться? В лучшем случае спасатели их обнаружат через сутки или более. Однако ноябрьское, беспокойное, ледяное Охотское море выжить в таких условиях никому не позволит.

Что же в это трагическое время надо было делать капитану, чтобы спасти судно и экипаж от неминуемой гибели? Наверное, я так полагаю, прежде всего подать команду SOS с указанием своего местонахождения и поднять весь экипаж на борьбу за выживаемость корабля. Да, даже в таких экстремальных условиях. Чтобы облегчить судно, необходимо весь лишний балласт сбросить за борт, в море, несмотря на его ценность. Представьте себе, что девяностокубовый трюм сейнера был практически полностью загружен рыбой. На палубе размещались многотонные механизмы: лебёдки, стрелы, мачты, такелаж и, кроме этого, сам трал с обледенелой траловой сетью и много ещё чего.

Но здесь есть один нюанс. Всем известно, что за вверенный корабль и его имущество отвечает перед работодателем или хозяином судна только один человек – капитан. И если в тяжёлых, критических условиях мореплавания есть хоть капля надежды спасти сам корабль и его имущество (о экипаже мы не говорим), то капитан обязан это сделать. Так что же предпринял конкретно в данных условиях наш капитан Кудинов? Дал ли он команду сбросить лишний груз, чтобы несколько поднять судно, облегчить его движение – по-видимому, нет. Возникает вопрос – почему? Это можно объяснить следующим: во-первых, тут нужно обладать настоящим «чутьём морского волка», чтобы видеть и представлять себе будущую картину, а это даётся с течением времени, наличием большой личной практики, чего, к сожалению, у молодого капитана на то время не было; во-вторых, принимать правильные решения с целью спасения экипажа и корабля, не считаясь ни с чем; в-третьих, быть требовательным, жестким, а в критической ситуации порой даже жестоким к своим подчинённым, с тем, чтобы сохранить в экипаже твёрдую дисциплину и исполнительность, не допуская малейшей паники и безвластия. Итак, прошу меня извинить за небольшое авторское отступление, продолжим наш рассказ.

Самат, как нам известно, находился в рулевой рубке. Он по привычке крепко стоял на гуляющем под ногами полу, лишь временами, когда судно высоко поднималось на волну или резко ныряло в пучину, придерживаясь руками за выступающие предметы. За штурвалом, рядом с ним, находился его вахтенный помощник. Звали его Виктор Фомич. Это был среднего возраста мужчина, с небольшой округлой, рыжевато-курчавой бородкой, которая с тельняшкой, видневшейся из-под робы, явно показывали, что перед нами настоящий моряк.