Алина Талалаева - ЯММА №4 (10)

Всеми силами Люба гнала вздорные мысли прочь.

Петя приехал.

Он шагнул из вагона – высокий, загорелый – и, увидав Любу, заулыбался. Она не выдержала. Не обращая внимания на едкие усмешки торгашек, бросилась к нему на шею.

– Петька, Петенька! – целовала гладко выбритые щёки, гладила ёжик волос. – Любимый мой. Вернулся! Слава богу, вернулся!

– Привет-привет, – шептал ей Петя. – Соскучилась, небось? Ну конечно, вернулся. Как и обещал. Вот он я!

Следом из вагона высыпали какие-то смуглые парни с бутылками пива в руках. Коротко стриженные, в зелёных армейских майках и защитного цвета штанах, с наколками на плечах, они шастали маслеными взглядами по Любе.

– Вот, пацаны, знакомьтесь, невеста моя, – представил её Петя. – А это парняги, с которыми служить довелось, мои кореша. Тоже домой едут. Всё уже, отслужились мы.

Люба скромно улыбалась молодым людям, но держалась от них поодаль – чуяла недоброе. В глаза же им вовсе не смотрела. Не нравились ей эти Петины друзья, совсем не нравились. Судя по лицам – такие же, как Мишка со своей ватагой. Сразу видно, что ничего хорошего ждать не стоит.

– Ничё так у тя гёрла, Петян, – грубо оценил кто-то.

– Зачётная, – подхватил другой.

– К такой самое оно возвращаться, – добавил третий.

– Спасибо, мужики, – улыбался Петя, обнимая Любу за талию. – И сам знаю, что хороша. Дождалась меня. Люблю, души в ней не чаю!

От таких слов Люба засмущалась, крепче прижалась к Пете.

Минут десять спустя поезд готов был отправиться дальше, и пьяненькие физиономии начали убираться обратно в кислую затхлость вагона. Петя прощался с сослуживцами, хлопал каждого по плечу, жал руки. Звучали какие-то напутственные речи, пожелания успехов в жизни и заверения, что когда-нибудь все они обязательно снова встретятся.

И в тонкой эмоциональной паутине этих слов отчётливо различалась некая грусть – что-то неумолимо ускользающее, что-то исчезающее. Может быть, даже и навсегда.

А вечером были гулянья. Молодёжь со всего села пьянствовала и дебоширила, гремела музыка, полыхал костёр. Взрослые не вмешивались, спуская всё на важность причины. Как-никак человек из армии вернулся, надо и с друзьями поболтать, отпраздновать завершение службы.

Ближе к полуночи магнитофон уступил место гитаре. Замурлыкали струны, и щедро смоченные самогоном глотки, путаясь в словах, загорланили, даже завыли столь полюбившиеся песни из Цоя, Круга или Высоцкого. Несколько парочек чудодейственным образом растворились в непроглядной бархатной темени.

Та же участь постигла и Петю с Любой.

Нырнув в дом, Петя направился прямиком в спальню, где принялся жадно целовать Любу, нетерпеливо стаскивая с неё платьице и нижнее бельё.

– У тя, надеюсь, не эти дни? – задыхаясь от возбуждения, спросил он.

– Нет-нет, – заверила Люба. – Всё хорошо, милый.

От Пети пахло водкой, потом и сигаретами. И чем-то ещё пахло… С этим запахом Люба раньше не сталкивалась, но на каком-то подсознательном уровне поняла, что это запах взрослого мужчины. Да, её Петя изменился – он больше не тот заикающийся мальчишка с прыщами на щеках и пушком на подбородке, скромняга, которого два года назад она провожала служить. Теперь это самый настоящий лев, грозный и сильный. Вон как неистово сдёргивает с неё трусишки, и вон как полыхают в душном мраке его подогретые алкоголем глаза. Лев! И пахнет от него львом, а не котёнком.

И это нравилось Любе, распаляло её, зарождая тайную гордость в душе. Отныне всё будет иначе. Не так, как раньше. Всё изменится!

А Петя уже навалился сверху, помог себе рукой и грубо ворвался в ахнувшую от неожиданной боли Любу. Конвульсивно задёргался, натужно засопел. Она же ласково поглаживала его липкую спину, осторожно ощупывая неровности заработанных в армии шрамов. И всё это время он пыхтел, пыхтел, пока наконец его движения не начали набирать темп, сделались и вовсе стремительными. Мышцы на спине вздулись, жилы на шее напряглись. А ещё через мгновение Люба ощутила склизкое и горячее, расплескавшееся по животу.

Петя улёгся рядом, невидяще уставился в потолок. Оба тяжело дышали. Молча слушали, как за окном бренчит гитара, как смеются и спорят о том, чья очередь идти за бутылкой…

А Люба лежала и думала: «Да, теперь я женщина. Женщина! И очень скоро стану женой, буду растить детей. А Петька, любимый мой, на работу устроится, в дом к нему перееду…».