Алина Талалаева - ЯММА №4 (10)

keshanel – по вечерам надеваю геройский костюм втайне от Marvel, закатываю глаза на прошедший день и сражаюсь с внутренними демонами на бумаге. Иногда проигрываю: от меня они сбегают к вам и не дают уснуть, тянут за комплексы походом к психологу, разрывают сомнениями на две части… Отведите их в подготовленную камеру – откройте мой рассказ, захлопните дверь – дочитайте до конца, и распрощайтесь с ними.

юлиан прохоров – почитатель творчества Иэн Бэнкса и Луи-Федринанда Селина. Двадцатичетырехлетний ребенок, живущий в заскорузлом мире, пытающийся согреться теплом от нанизанных рифм на иглы строк. Спойлер: не получилось. Считает, что художественное составляющее текста важнее морализаторства, и лишь рой метафор может дать сладость трутневым сотам литературы.

тима ковальских – не член Союза Писателей России, не победитель национальных премий, не автор крупных издательств. На первом в своей жизни семинаре молодых литераторов рассказ Тимы зачмырили по самое не хочу, пожилые писатели высказали своё «фи», прочитав лишь заголовок. Но через месяц творение напечатали в трёх изданиях. С тех пор он пишет художественные тексты и не любит интеллектуальный БДСМ.

илья сейфуллаевочень много смотрел кино. Потом стал больше читать книг и боялся, что изменяет кинематографу с литературой. Теперь он пишет больше, чем читает и чувствует себя прекрасно. Ему никогда не сидится на месте. Он постоянно рвётся отправиться за вдохновением в путешествие, потому что, как писал Сервантес: «Кто много читает и много ходит, тот много видит и много знает». Что это, как не залог лучшего материала для творчества?

савва казюлин – потомственный интеллигент из Ярославля. Двадцать лет неправильно произносил название улицы, на которой живёт, «тся» и «ться» неправильно пишет до сих пор. Читать учился со скандалами, а в итоге пытается связать с книгами свою жизнь. Имеет счастливый талант без принужденья в разговоре коснуться всего слегка с учёным видом знатока. Когда-то верил в лучшее, потом разуверился, затем нашёл веру снова, а теперь окончательно запутался в слоях сомнений и просто делает то, что умеет.

валентин барановродился рано, но не сразу пришёл в себя. Полвека назад со стихами попал на областной конкурс «Одиннадцатиклассников», где получил первое место. Возомнив себя страшным поэтом, послал стихи в толстый журнал. Там ответили, что камерных стихов не печатают, нужно писать о достижениях социализма и о передовиках производства. С тех пор Валентин ненавидел передовиков производства и, заодно, марксизм – ленинизм, из-за которого позже бросил университет. Теперь приходит в себя.

александр кожинов – человек уже немолодой. Обладает строптивым характером, в меру умён. В восемнадцать лет написал свою первую книгу «Грубая земля», из-за которой прославился среди своих друзей. Начал публиковаться в советское время, но не приобрёл популярность. Александр долгое время входил в круг «неизвестных поэтов», позднее его выгнали за кривой стиль. Не женат, находится в активном поиске.

ева милославская – девочка, запертая в комнате с жёлтыми стенами. Снаружи что-то скребётся, видимо, оно и подкидывает листочки, чтобы было, на чём писать. Девочка родилась мёртвой, но вопреки всему начала дышать, расти и писать кривые буквы на мятых листочках. Карты таро предсказали ей великую миссию – стать сверхъестественным. Видимо, из-за этого её и пришлось спрятать.

мечтаний томных громкий звон

мой рассудок опалил —

так разрушаются надежды.

в тот вечер яркий,

когда всё небо залило

пахучей разедой и табаком.

когда люди кружились в танце

по разбитому стеклу

страстей, неясности и громких слов.

и хоть б один заблудившийся поэт

отразился в неведомой плоскости,

увидел свой давно избитый лик,

разглядел б в повсеместной затхлости

сладость смерти, увесистость горя и пару загоревшихся глаз.

но только я один, заброшенный пилигрим, очарованный странник, бродяга, забулдыга,

как ни называй,

смог увидеть обжигающий пот на паре юных тел, обрекающих себя

на что-то в том же духе,

что веет где хочет —

хоть меж листвы,

но что же

неужели мне, Эроту, человеку меж миров

и листвы,

опуститься в тот же пресловутый край,

раствориться в безобразном,

изнывающем теле.