Алина Талалаева - ЯММА №4 (10)

– Да мало ли Стасов там могло быть? Стас – маньяк, Стас – ребёнок, Стас – в тюрьме. Меня тоже, вот, Стас зовут. Просто, на улице всё звали какого-то Стаса, когда я писал, и это всколыхнуло в нём детские какие-то переживания, воспоминания, понимаете?

– В нём?

– Разумеется в нём, не во мне же!

– Допустим. А чем завершается эта история? Где развязка, которая внесла бы хоть каплю смысла и дала моральное удовлетворение читателю? Ведь он нуждается в торжестве добра и жизни! Хотя бы вот в таких жутких историях…

– А как бы Вы предложили завершить рассказ?

– Ну, может, вот так:

Голова Стаса вылетает из окна третьего этажа. Изумлённые дети смотрят, как она, вопреки ожиданиям, неестественно медленно падает, словно периодически зависая в воздухе. Наконец она беззвучно касается асфальтовой площадки, невысоко отпрыгивает, снова падает, но уже с глухим стуком и катится. Из неё выскакивает глаз. Дети получают неизгладимое впечатление от этого зрелища. Они запоминают его на всю жизнь.

Впоследствии никто так и не узнал никогда, кто убил Стаса, но все были рады избавиться от такого соседа. Пока полиция обследовала его квартиру, а медики паковали тело, дети украли голову…

– Мяч!

– Ну конечно! Именно – мяч!

– А глаз?

– Глаз забрал себе самый смышлёный!

Поутру выскользнула из дома и, замерев, заспанными глазами восторженно наблюдала, как из-за горизонта величественно поднимается солнце, будто всполох надежды окрасил холодную синеву неба, подарив ощущение жизни, нужности, грядущих перемен. Улыбнулась, подумав о своих мечтах – этих хрупких грёзах, взлелеянных ещё с раннего детства. Сегодня всё изменится, всё сбудется. Да, сегодня!

Важно заголосили петухи, а по улочке уже вальяжно брели откормленные бурые и чёрно-белые коровы. Сонно потявкивали собаки, пастух же что-то бурчал себе под нос да изредка грозно присвистывал на какого-нибудь неугомонного телёнка.

– О, Любаня! – заприметил девушку. – Свою-то бурёнку выпускать будешь, аль нет?

Ухмыльнулся, на миг обнажив гнильё, сплюнул жёлтым в траву. Люба смущённо опустила голову: коровы у них не было. Имелись поросята и несколько растрёпанных кур, за которыми Люба ухаживала сама, так как маменька днём была занята на производстве, а по вечерам предпочитала гулянки, песни и всевозможных гостей… Пастух это знал и не упускал случая позубоскалить.

– А у меня Петька сегодня возвращается, – поделилась Люба своей радостью.

– Дембель уже, – понимающе кивнул пастух. – Это хорошо, что не спасовал. Армия жизни учит, да. Так что молодец, парняга.

И больше ничего не сказал, пошёл себе дальше.

Люба же присела на крыльце, зачарованно уставилась на рассвет. Вот она – истинная красота, отражённая в летнем утре. Таком чудесном и спокойном. Лучше могли быть только если вечера с Петей, когда гуляли вдали ото всех, разговаривали о всяком, обнимались и даже порой целовались… А незадолго до армии он сделал её женщиной. На чужом сеновале, среди жужжащих комаров и терпкого запаха скотины, под звуки гитары в соседнем дворе да грубого бабьего смеха. «Женюсь! – заявил тогда Петя. – Вот как вернуся, так сразу и свадьбу сыграем. Ты, главное, жди. И ни с кем другим не ходи!» Пустое: ни о ком другом Люба и не думала. Честно ждала положенные два года, хранила у сердца потускневшую фотокарточку, с остальными парнями была немногословна, а ночами представляла, как выдохнет томительно-сладостное «да», каким будет подвенечное платье и какое устроят празднование.

– Петенька, милый мой, – нашёптывала, словно заклинание, расчёсывая перед мутным зеркалом длинные русые волосы. Смотрела на себя в отражение, хмурилась. И вовсе не красавица. Самая заурядная. А ему вот понравилась. Недостойна его. Нет, совсем недостойна! Ему, вон, девку типа Маринки надо, или как Светка, чтобы груди побольше. Парни таких любят.

В душе, правда, радовалась, что именно её выбрал, а не этих всех.

– Интересно, а каково это – быть мамой?

Гладила плоский живот, даже подушку под сарафан запихивала. Но всё тайком, чтоб не дай бог маменька не увидела. А то ведь ещё чего подумает, скажет гадость какую-нибудь или просто рассмеётся.