– Том, опохмелиться бы.
– Нельзя тебе похмеляться. Снова напьешься. А завтра на работу.
– Не напьюсь. Дай хотя бы сто грамм. Голова трещит.
– А если не дам?
– У тебя совесть есть?
– А у тебя? Ты миллион раз обещал завязать.
– И завяжу. Обещал, значит, сделаю.
– Трепло, а не мужик.
– Но-но, осторожнее на поворотах. Все пьют, а я чем хуже?
– Люди по праздникам пьют, а ты каждый вечер. Надоело эта жизнь. Не жизнь, а карусель. Тупая, бессмысленная карусель. Готовлю, стираю, убираю, на работу бегу, с работы… А тут ты, с бутылкой. Кривая рожа, пьяный бред вместо нормальной речи. Ты в зеркало на себя посмотри. Разве за такого я бы пошла сегодня? Да ни за какие пироги!
– А ты разве лучше? Вон, мешки под глазами, рот в ниточку поджала. Красотка, блин.
– Что?!
Тамара вскочила, опрокинув табурет, схватила пустую тарелку и изо всей силы бросила ее на пол. Тарелка из закаленного стекла дважды подпрыгнула на мягком линолеуме и улеглась возле ног хозяйки. Это окончательно вывело Тамару из равновесия. Закрыв лицо руками, она громко зарыдала и выбежала из кухни.
Николай крякнул, поднялся, достал сигареты и закурил, устремив тоскливый взгляд в окно.
В дверь позвонили. Николай, выждав какое-то время в надежде, что откроет жена, нехотя пошел в прихожую.
На пороге стояла Дина, разведенная соседка тридцати лет. Тигровые легинсы плотно облегали полные бедра, а высокая грудь заманчиво пряталась под свободным топом. Опершись рукой о дверной косяк, Дина кокетливо поздоровалась и попросила молоток.
– Что прибивать-то собралась? – слегка ожил Николай, охватив взглядом соблазнительную фигуру соседки.
– Да картину подарили. Еще на восьмое марта, а свободного гвоздя нет. Вот, решила в спальню повесить. Буду по вечерам любоваться. Заняться-то больше нечем.
– Считаешь, взяла молоток и на раз прибила? – хохотнул Николай.
– А что? Думаете, не получится?
– И думать нечего. Бетонную стену сверлить надо.
– У-у, – огорчилась Дина. – Придется «мужа на час» вызывать.
– Ладно, так и быть. Повешу тебе картину. Инструмент возьму на балконе…
Николай ушел на лоджию, а в прихожей появилась Тамара.
– Привет, – сухо поздоровалась она, ревниво разглядывая Динин наряд. – Что на этот раз? Трубы протекли или в другом месте?
– Картину надо повесить, – заискивающе ответила Дина. – Я молоток попросила, а Николай Иванович говорит, что бетонную стену молотком не возьмешь. Сверлить надо…
– И он, конечно, предложил свои услуги, – с сарказмом закончила Тамара.
– Но я как бы…
– А не пошла бы ты лесом, дорогая соседка? – угрожающе спросила Тамара. – Опять водкой расплатишься?
– Я могу и деньгами, но он откажется.
– Само собой. С деньгами-то еще побегать надо – в магазин, обратно… А тут все удобства. Ты мне прекрати мужа спаивать. Или я…
Вернулся Николай, и Тамара замолчала. Бросив на соседку грозный взгляд, она пошла на кухню. В прихожей хлопнула дверь, и в квартире повисла жуткая тишина.
«Хоть вой», – подумала Тамара, включая кран, чтобы помыть посуду. Привычно ополаскивая тарелки, она впервые подумала о том, что надо серьезно вмешаться в свою судьбу: «Хватит плыть по течению. Так и в воронку затянет. А жизнь-то одна. Чего я достигла к своим сорока? Что сделала, чтобы в старости не жалеть о пустых днях? Ну, родила и воспитала дочь. Вроде хорошая девчонка выросла. Что еще? Бегала, высунув язык, по магазинам, готовила, обихаживала мужа-пьяницу. А он и „спасибо“ не скажет. Но что я сделала для себя? Кто я? Человек или только кухарка, домработница, нянька… Нет, я человек. Мне уважения и внимания хочется. А главное, интереса к жизни. Чтобы утром просыпаться с радостью, а не…».
Ее мысли прервал звонок в дверь. Ворча на вернувшегося мужа, она пошла открывать. Но пришла Даша, восемнадцатилетняя дочь, которую мать любила больше жизни.
– Мам, привет, – как всегда скороговоркой пробормотала Даша и чмокнула мать в щеку.
– Привет. Обедать будешь? – любуясь дочерью, спросила Тамара.
– Угу. Мне еще к Юльке надо успеть, конспекты взять, потом на консу… Короче, полный завал.
– Мой руки, садись. Тебе борщ со сметаной или майонезом?
– Со сметаной.
Тамара сидела напротив Даши, уплетающей борщ с аппетитом юности, и молила бога, чтобы ее драгоценное чадо избежало серьезных бед, было всегда здорово и счастливо.
Разумеется, она понимала, что никого еще не минула чаша испытаний и горьких слез, но разум отступает, когда говорит материнское сердце.
Читать дальше